Василий Клепцов - Время и судьи без грима

Свидетель Пасечный в суде дал еще более подробные показания.

— У меня, — сказал он, — сразу возникли подозрения в отношении недобрых намерений Топорковича, когда он под надуманным предлогом решил вернуться в охотничий домик, при этом он настойчиво просил меня одного идти домой, а не ожидать его.

Однако Пасечный, вопреки обещанию не дожидаться Топорковича, продолжал стоять час или полтора на пригорке, где они расстались, пока не увидел густой черный дым над тем местом, где был охотничий домик.

— Тут уж ждать Топорковича, — добавил Пасечный, — вообще не имело смысла, там он мог бы пристрелить и меня, чтобы не было свидетеля.

Московские друзья убитого рассказали, что Самойлов был не просто охотником, но еще являлся и судьей международного класса по стрельбе из огнестрельного оружия, поэтому с оружием и на охоте, и после нее он обращался очень осторожно. Этого же требовал и от других. Всегда, возвращаясь с охоты, перед тем как войти в населенный пункт, в охотничий домик или в палатку, он поворачивался спиной к населенному пункту или к месту отдыха, направлял ружье вверх и разряжал. Он никогда не оставлял ружье заряженным или с невычищенным стволом, как бы он себя ни чувствовал. Не мог он оставить ружье и у порога дома, он всегда его вешал над тем местом, где ложился спать, будь это дом или палатка. Это было его жизненным правилом, выработанным годами. Так что объяснения Топорковича о том, что Самойлов, придя после охоты, ружье оставил заряженным, с взведенным курком, у порога избушки, да еще и на ночь является вымыслом от начала и до конца.

Более тщательный допрос в суде свидетелей Уманова и Ветлухина, которые первыми оказались на месте пожара, показал, что протокол осмотра места происшествия, составленный следователем, мягко говоря, неточен. На месте пожара не было останков погибшего человека, как это было нарисовано в протоколе у следователя, труп сгорел весь без остатка. Однако в пепле и углях они обнаружили горку костей черепа, ног и рук. Так могло быть, если бы человек сгорел не лежа, а стоя на ногах.

Пришлось вызывать в суд следователя и допрашивать его по этому поводу в качестве свидетеля. Оказалось, что Уманов и Ветлухин говорят правду, а следователь, по его словам, в протоколе осмотра места пожара отразил со слов свидетелей место, где ночевал Самойлов в охотничьем домике. Все эти неясные, с точки зрения здравого смысла, вопросы и были поставлены перед пожарно-технической экспертизой для заключения. Именно она расставила все точки над «i», устранила неясности. Отвечая на эти вопросы, эксперт категорически утверждал, что труп Самойлова мог сгореть без остатка, а кости погибшего оказаться в кучке только в случае, если он был расчленен, уложен в штабель вперемешку с дровами и облит большим количеством горючего вещества, например солярки. Если бы в этот костер попал рюкзак Самойлова, то дюралевое его основание тоже расплавилось бы. А поскольку рюкзак находился в стороне от костра, где температура при пожаре была значительно меньше, то дюраль не расплавился.

Суд с учетом полученных доказательств направил дело по обвинению Топорковича на дополнительное расследование, поставив вопрос о необходимости проверки данных личности обвиняемого и предъявления ему обвинения по статье Уголовного кодекса, предусматривавшей ответственность за умышленное убийство из корыстных побуждений. Выслушав определение суда, Топоркович, зло посмотрев на свидетеля Пасечного и обращаясь к нему, процедил сквозь зубы: «Сколько бы я ни отсидел, я все равно тебя, гнида, найду и раздавлю, как червяка».

При доследовании дела выяснилось, что настоящее имя Топорковича Леонид, а не Алексей и год рождения его 1920, а не 1930, как значилось в паспорте. В отношении Топорковича Леонида Марковича, 1920 года рождения, еще в 1944 году было возбуждено уголовное дело по обвинению в измене Родине и участии в расстреле партизан и многих мирных жителей в Белоруссии. Все эти годы он находился в розыске. Топоркович не стал ждать приговора суда, он повесился в тюрьме, сделав веревку из полосок одежды.

Портнов, получив эти сведения от органов следствия, направил Пасечному теплое письмо, поблагодарил его за честный поступок и просил не бояться угрозы Топорковича, который сам себе за свои злодеяния вынес смертный приговор и сам же привел его в исполнение. За инициативу в работе, умелое и грамотное рассмотрение сложного дела Кузнецов объявил приказом благодарность Портнову, и этот приказ был доведен до сведения всех судей края.