Александр Кулагин - Призрак Проклятой Башни

- Это свойство всех детей - быть похожими на своих родителей, - был ответ.

- В таком случае мне полагалось бы вырасти таким же разгильдяем, неспособным думать о завтрашнем дне, как и мой транжира-отец! - возразил я.

- В каждом правиле есть исключения, - примирительно произнёс мой собеседник.

- Как бы то ни было, на сегодня можно считать работу выполненной, - подытожил я и двинулся в центр комнаты.

Эта некогда богатая и обставленная по последней моде комната, в которой уже целый век не ступала нога человека, представляла, по сути, душераздирающее зрелище. Ветер завывал в широких щелях стен и спокойно проходил сквозь разбитое окно, густо заросшее снаружи плющом и мхом. Крыша протекла и даже местами начала обваливаться. Драгоценный ковёр из шерсти заморского двугорба истлел и превратился в пыль. Книги на полке совсем сгнили от влаги. Впрочем, даже если бы они и уцелели каким-то чудом - уже в первые годы своего заточения я столько раз прочёл каждую из них, что теперь с лёгкостью мог бы пересказать любую наизусть. Было бы кому слушать...

В углу возле окна стоял маленький обитый железом ларец с тяжёлым навесным замком. В этом ларце содержалось всё то, ради чего я столько лет трудился в поте лица, экономя на самом необходимом и даже, как мне любезно напомнил старший сын мельника, на хлебе. Помнится, ещё при жизни мне иногда приходило в голову, что когда-нибудь наступит момент, когда я не смогу уже более следить за сохранностью своих накоплений. И я мечтал о том, как хорошо было бы и после смерти охранять их. Мои мечтания сбылись. К несчастью.

У стены, ближе к центру комнаты, стояла широкая деревянная кровать с фигурными резными ножками. На кровати, вольготно вытянувшись во весь рост и устремив неподвижный пустой взгляд в потолок, лежал скелет. Прямо над его головой на стене висел парадный портрет хозяина. Краски были настолько хороши, что не испортились и почти не выцвели даже после стольких лет пребывания на открытом воздухе. С полотна на меня глядел, строго насупив брови, весьма немолодой и довольно полный седобородый человек, облачённый в расшитый золотом тёмно-синий бархатный дуплет со стоячим воротником и того же цвета берет с соколиным пером. Крупный, плавно изогнутый нос с грозно раздутыми ноздрями отлично сочетался с острым проницательным взглядом тёмных глаз. Вид у человека был величественный и несколько надменный, как и подобает благородному дворянину.

Взглянув мельком на портрет, я с горечью отвернулся. В принципе я и до сих пор выглядел не так чтобы намного хуже. Если не считать некоторых "незначительных" изменений... Густые пепельные волосы, в прошлом столь гладко причёсанные и уложенные, торчали теперь на моей голове неровными клочьями, уподобляя меня наполовину облетевшему одуванчику. Встопорщенная борода совсем побелела, размахрилась и значительно прибавила в длине. Теперь она доставала мне до пят. Причиною последнего, впрочем, возможно являлся ещё и тот факт, что я каким-то образом сплющился и убавил в росте. Ноги мои укоротились, нос, и без того немаленький, разросся на пол лица, глаза выпучились, сделавшись похожими на два мяча, живот ещё больше раздулся, а шея наоборот вытянулась и стала тонкой, будто бутылочное горлышко. Следует также сказать, что, в отличие от человека на портрете, я был одет в одну ночную рубашку и не имел на ногах никакой обуви. К тому же я был бледен, как извёстка, и до того прозрачен, что глаз смертного попросту не мог меня разглядеть.

Честно говоря, когда я глядел на собственное отражение в дождевой луже, у меня в голове зачастую сам собой рождался непрошеный вопрос: "Кто этот уродец и почему он так пристально на меня смотрит?" Впрочем, кроме меня самого моей внешностью особо некому было любоваться, так что и больших причин переживать по поводу своей неидеальной наружности у меня не было.

На противоположной стене, как раз напротив кровати и портрета, висело большое зеркало. Остатки почти стёртой временем позолоты на изящных фигурных завитках ажурной рамы всё ещё напоминали о том, в какую сумму обошёлся мне в своё время этот предмет интерьера. Да, это зеркало действительно было не из дешёвых. Некогда оно было изготовлено выдающимся ювелиром, мастером своего дела. Но главная его особенность заключалась вовсе не в этом.

В зеркале ничего не отражалось. В том числе и я сам. Последнее ещё можно было бы понять, хотя в дождевых лужах, как я уже упоминал, я превосходно мог себя видеть. Загвоздка состояла в том, что в нём не отражалось ВООБЩЕ НИЧЕГО! Зеркало испортилось в тот самый день, когда я умер. До этого оно функционировало вполне исправно, но как только я впервые посмотрел на него, будучи уже бестелесным духом, я увидел лишь абсолютную кромешную тьму. На стекле лежал изрядный слой пыли, но чернота под ним всё равно была отчётливо видна. Иногда мне казалось, что я различаю в этой черноте уходящий куда-то вглубь бесконечный и беспросветный колодец. Или, быть может, тоннель...