Александр Кулагин - Огненный Эльф

ОГНЕННЫЙ ЭЛЬФ

Не страшен жар погибельный безумного костра,

Пока хранит дитя в душе своей огонь добра.

- Как же мне осточертела эта клятая баланда! От неё уже оскомина на языке!

- А в городе сейчас небось весело. Народ яства готовит. Завтра-то уж Рождество!

- Так то там. А то здесь...

Шестеро или семеро каторжников-рудокопов в запылённых рабочих робах сидели на старых ящиках в дальнем конце рудничного штрека и обменивались друг с другом скупыми фразами во время краткого обеденного перерыва. Слабый свет установленной на ближайшем камне шахтёрской лампы лишь с большим трудом разгонял подземную тьму, выхватывая из мрака отдельные детали окружающей картины: углы деревянных крепей, неровные отвалы пустой породы, сложенные в соседнем углу кирки и заступы... То здесь, то там в стенах и потолке подземелья посверкивали изогнутые, подобные огнистым запятым вкрапления редких металлов. Создавалось впечатление, будто скальную поверхность тоннеля усыпали десятки крохотных юрких ящерок-саламандр. Не зря же этот рудник, куда уже не один десяток лет ссылали опасных преступников, был известен в народе под именем "Саламандрового".

Каторжники были угрюмы. Каждый держал на коленях жестяную миску с привычной похлёбкой, поглощая её при помощи обшарпанной деревянной ложки и закусывая куском чёрного хлеба. Точно такой же похлёбкой угощались в этот час десятки работников из других бригад по всему руднику.

- Ничего! И нам, глядишь, тоже чего-нибудь перепадёт в честь праздничка, - с надеждой заметил один из собеседников с круглым, несколько глуповатым лицом. При этом он обтёр рукой свою окладистую бороду с застрявшими в ней кусочками варёной капусты и брюквы. - Что ты там ни говори, а при новом-то управляющем народ лучше кормить стали. По праздникам так и вовсе раздолье: пирог, жаренье... Почти как на воле!

- Почти как на воле! Так я и знал, что ты это скажешь! - неожиданно огрызнулся самый молодой рудокоп, чьи тёмные глаза мрачно сверкали над кривым многократно ломаным носом.

- А что? Нечто я не правду говорю? - искренне удивился круглолицый.

- Да в том-то и дело, что правду! - кривоносый в сердцах швырнул свою ложку о дно миски. - Иль вы взаправду верите, будто начальство нас по доброте душевной так потчует? Да они же своими подачками специально нас задабривают, чтобы мы расслабились и думать о воле забыли! Хитрость такая! А всё управляющий, конь бы его забодал! И чего мы этого толстяка терпим вообще? Кокнуть его по-быстрому да сбежать...

- Ты что, земеля? Белены объелся? - взял слово самый старый седобородый рудокоп. - Иль взаправду сути не ловишь? Кокнуть да сбежать! - хрипло передразнил он младшего товарища. - Да он сам кого хочешь кокнет! Думаешь, он по своей воле в наш чудный уголок-то попал? Как бы не так! Да он такой же ссыльный, как и мы, только званием повыше. Это ж он только с виду тюхлик безвольный. А на самом деле - это зверюга, каких свет не видывал!

- Чего ты брешешь, дед? - раздражённо прервал старика кривоносый. - Это наш-то пузан зверюга?

- А то кто ж! Да ему мальчонку малого укокошить - что пальцем пошевелить! Одного-то человечка из-за него точно не стало. Слыхали небось про случай на Бергской фабрике? Так это он сам и устроил! Ему ж вообще ничего не жалко - ни своего, ни чужого! Так что ты, земеля, о побеге даже и не заикайся. Как бы боком не вышло.

- Вечно ты жуть на всех нагоняешь, старый! - подал голос ещё один, доселе молчавший каторжник с поблёскивающим на груди значком начальника бригады. - Тебя хлебом не корми, дай народ попугать!

- А что? Да я сам слыхал! Люди-то шепчутся!

- Люди шепчутся, да мало ли чего они нашепчут? - не соглашался бригадир. - Что там на самом деле случилось на той фабрике - об том только огню и ведомо.

При этих словах мужчина слегка передёрнулся и, мельком оглянувшись на притаившийся за спиной пещерный сумрак, протянул руку и переставил поближе лампу, чтобы её свет лучше освещал собеседников с их скудной трапезой. В ту минуту, когда человек совершал это действие, в зрачках его глаз на миг отразился пляшущий блик беспокойного оранжевого пламени.

- Огню ведомо, только он-то не расскажет... - мрачно буркнул кто-то.

Разговор сам собой стих. Настроение беседовать у спорщиков, похоже, пропало. Не раздавалось ни словечка, ни вполголоса брошенного ругательства. Был слышен лишь стук ложек о дно мисок да редкий глухой кашель. Каторжники хмуро доедали свою баланду, спеша прикончить её до конца перерыва. Каждый думал о своём.