Владимир Шаров - Царство Агамемнона

Мне, – продолжал Жестовский, – он уже в конце двадцатых годов говорил, что и сейчас не понимает, почему победила вера, которая относится к человеку столь безжалостно. Не оставляет ему и малейшего шанса оправдаться, исправиться.

Наша обреченность и на земле, и в вечности поражала его. В жизни Сметонин сталкивался со слишком большим количеством зла, жестокости, чтобы на сей счет обманываться, но ему казалось, что там, после смерти, если вечная жизнь и вправду существует, Богу не следовало бы повторять то, что творится на земле. Тем более делать свои приговоры окончательными и не подлежащими обжалованию.

Сметонин понимал, что его богоборческий процесс в любом случае окажется очень сложным, ведь в нем одна из тяжущихся сторон одновременно будет и судьей, то есть, если он выиграет дело, Господу придется осудить Самого Себя.

Говорил, что, конечно, это против правил, но так ему лишь интереснее. У Бога имелись две ипостаси, на которые он особенно рассчитывал, – справедливость и милосердие. Думал, как их убедить действовать заодно, согласиться свидетельствовать в его, Сметонина, пользу”.

Жестовский видел, что последние полчаса Зуев, хоть и слушает не перебивая, чаще и чаще клюет носом, и решил сменить курс. Говорит: “А теперь, гражданин следователь, пара имен, уверен, и одно и второе вы слышали. С 1905 года, когда всем кому ни попадя стали вешать на шею столыпинские галстуки, Сметонин почти целиком переключился на процессы над политическими. А годом ранее он взял себе помощником будущего генерального прокурора СССР Андрея Януарьевича Вышинского, в ту пору социал-демократа и убежденного меньшевика.

Хотя денег у политических было приметно меньше, Сметонин, – говорил отец, – никогда о своем решении не жалел. Он защищал и в обеих столицах, и в провинции, многие известные революционеры обязаны ему жизнью. Среди них и пермская группа бомбистов и экспроприаторов, которую возглавлял тоже наверняка вам, гражданин следователь, известный будущий лидер Рабочей оппозиции Гавриил Мясников.

Взять на себя защиту Мясникова его уговорил как раз Вышинский, а оплачивали ее из своей партийной кассы социал-демократы. Сметонин поначалу упирался – дело казалось гиблым: убийство казака, взрывы, нападения на полицию, ограбление банка, – но в итоге согласился. На суде произнес блистательную речь – всё ли там правда, не скажу – о скромном рабочем пареньке, с тринадцати лет работавшем подручным на Мотовилихинском снарядном заводе, потому что дома не было даже куска хлеба, чтобы накормить брата и сестру. О матери, которая одна, без мужа, тянула на себе троих детей, и, конечно, о том, что Гавриил так страстно мечтал учиться, что после двенадцатичасовой смены садился за учебники. В общем, судья, слушавший его, чуть не прослезился, в итоге Мясников вместо виселицы отделался каторгой.

Кстати, – продолжал отец, – в Гражданскую войну, когда у Сметонина, понятное дело, не было заработков и время в Москве было голодное, Мясников из Перми прислал ему роскошную посылку. Масло, большой шмат сала и мешок крупы. А спустя пару месяцев выхлопотал через Общество политкаторжан и ссыльных поселенцев как имеющему большие заслуги перед революцией рабочую карточку и соответствующий паек. Всё это Сметонин вспоминал много лет”.

“Во-во, – встрепенулся Зуев, – благодарность – вещь хорошая, и вы когда-нибудь спасибо скажете. Товарищам станете говорить, что следователь следователю рознь; в пятьдесят четвертом году допрашивал меня некий майор Зуев, душа-человек, что ни попрошу – всё извольте да пожалуйста. Ну и вы, Жестовский, меня не обижайте. Долг ведь, он платежом красен. Я к тому, – продолжал Зуев, – что вы сейчас начали рассказывать, самое то. Этого я от вас и ждал, два года ходил вокруг да около Сметонина, только облизывался, а вы широкий жест сделали, к столу позвали. Короче, знайте, Жестовский, если у нас так и дальше пойдет – не обижу. Суть не в камере и не в харчах, я костьми лягу, чтобы по нынешнему делу вы пошли не обвиняемым – простым свидетелем. Калиточка открылась, выпустила, вы первым же поездом в Пермь и на пару с вашим Петьком снова тихо-мирно гастролируете по сельским приходам. Вот такая перспектива, Жестовский, – сказал Зуев и закончил: – Думаю, стоит постараться”.

Отец : “Перспектива, гражданин следователь, сказочная, если выгорит, до скончания дней каждый раз, как нальют, вас помяну, не забуду, и Петёк мой, коли он из этой истории сухим выйдет, вас не забудет, про семейство и не говорю”.