Владимир Шаров - Царство Агамемнона

А дальше, Жестовский, кисло. Сам знаешь, свято место пусто не бывает – год, второй, откуда ни возьмись, другой старец нарисовался. Стадо, понятно, у него тоже другое. А что мы про него знаем? Да ничего, слухи, конечно, ходят, но кто он – нам неизвестно, чему учит детей духовных – опять же темный лес. А раз мы – глаза партии и ее уши – слепы, глухи, что же тут хорошего, Жестовский?”

Отец : “Ну да, нехорошо”.

“Теперь следующий вопрос, – продолжал Зуев, – скажите-ка мне, Жестовский, а что святые отцы обсуждали у Сметонина? И вправду ведь головой рисковали. Чего ради?”

Отец : “Ну это как посмотреть: для кого-то всё – атавизм, сплошное средневековье. Одним словом, чистой воды мракобесие. Для других – вечная жизнь. В последнем случае, гражданин следователь, овчинка, как понимаете, выделки стоила”.

Зуев : “Ну и как с вечной жизнью, сподобимся?”

Отец : “Опять же, как посмотреть: если брать сухой остаток, то мы мало в чем сошлись, Сметонин был разочарован. Он принимал в соборе самое деятельное участие, оказался незаурядный дипломат. Не из церковной среды, так что многого не понимал, но где смог разобраться, легко находил компромиссы. Некоторые очень остроумные, но епископы – люди непростые, выучка у них та еще, одним остроумием их не возьмешь.

В общем, как Сметонин ни старался, договорились о немногом. Но вы не думайте, – продолжал отец, – это нормально. Каждый собор – два, а то и три десятка заседаний, а между епископы друг с другом ссылаются, ищут, что и для одного, и для другого приемлемо. В конце концов договариваются, а если бы не сумели, никто бы об этом и не вспоминал”.

Зуев : “Понятно. И что ваши старцы обсуждали, что за вопросы? Одна мелочевка, голая тактика, или судьбоносное тоже?”

Отец : “Если по-вашему, то да, мелочевка и тактика. Вот ребеночек народился, совсем слабенький, не жилец, через день-два отдаст Богу душу, а рядом только обновленческая церковь, – так можно его там окрестить или пускай нехристем уходит? Другой случай. Умирает старик, а в деревне опять же священник из обновленцев. Так правильно ему исповедаться – или правильно уйти, не причастившись святых тайн? Всё не умствования, всё из нашей сатанинской жизни, а договориться – можно или нет – трудно. Семь потов сойдет, пока поймешь, что́ Господь держит за меньший грех”.

“Да, – сказал Зуев, – вопрос непростой. – И продолжал: – Я вас вот о чем хотел спросить, Жестовский: а что, Сметонин прямо сказал, что разочарован? Он ведь умный человек, должен был понимать, с кем имеет дело”.

Отец : “Нет, прямо он ничего не говорил, он сделал”.

Зуев : “То есть?”

Отец : “Он тогда тоже решил, что с епископатом каши не сваришь, надо действовать самостоятельно”.

Зуев : “Спасать Святую Русь в одиночку?”

Отец : “Примерно”.

Зуев : “И как?”

Отец : “Да просто идти напролом”.

Зуев : “То есть?”

Отец : “От кого всё зло, кто человека попутал, ввел в грех и сейчас снова и снова от Господа отворачивает?”

Зуев : “Ясно кто – сатана”.

Отец : “Ну раз ясно, кто враг, кто нам всем погубитель, надо его, как говорится, нейтрализовать. В общем, чтобы он к этому своему злому делу поостыл, перестал нас вводить в соблазн”.

Зуев : “Кастрировать, что ли?”

Отец : “Что-то в этом роде”.

Зуев : “И как?”

Отец : “Да проще простого. Когда-то Сметонин думал судиться с Богом, но перегорел, больше на сей счет не заикался. Теперь же он решил отмолить сатану. Не в одиночку, конечно, а со своими чадами и домочадцами. Стал им объяснять, что надо убедить Господа смилостивиться, простить падшего и всё его несметное воинство, возвратить им ангельский чин и снова взять к себе на небо. Другого выхода нет. Отмолят – зло кончится. Как птичка была – и упорхнула. Нет его, будто никогда и не было, даже детям теперь, что такое грех, не объяснишь”.

Зуев : “А разве это возможно?”

Отец : “Почему? Конечно, возможно. Когда-то сатана восстал против Господа, и Господь низверг его в адскую бездну. Простить супостата тоже в Его власти”.

Зуев : “Ну и что, получилось?”

Отец : “Как у нас с коммунизмом”.

Зуев : “Так и думал. Всё же, что он сделал? Или опять только ля-ля?”

Отец : “Нет, не только. Сметонин даже практику забросил, ничем другим не занимался. Подошел очень основательно. У него был близкий приятель, Алексей Мефодиевич Гостомыслов, профессор античной истории и классических языков. Редкий эрудит. Не только греческий, римский – и восточные пантеоны знал как свои пять пальцев.