Владимир Шаров - Царство Агамемнона

Спаситель после победы большевиков из нашего мира ретировался, можно сказать, сбежал, соответственно, старая литургика вся как есть вышла в тираж. Разве служба может строиться вокруг Того, Кого в мире больше нет? Когда и храмы, куда мы приходили возносить Ему молитву, и священство, и таинства – всё сделалось безблагодатно, лишилось спасительной силы. То есть не только отцу было ясно, что в том мире, в котором мы родились, нам не найти дорогу к Богу, а значит, необходима новая литургика, иначе ныне живущий человек обречен. Сейчас он пребывает в царстве сатаны, и всё то же царство сатаны – геенна огненная – ждет его после смерти.

Центральной фигурой вышепомянутой троицы отец, – как я, Глебушка, уже говорила, – сделал не себя, а адвоката Тонина. Себя же задвинул в тень. Очевидно, посчитал, что с точки зрения романных законов это будет правильно, он и так главный персонаж семейной хроники, и вне ее ему следует тушеваться, иначе нормальное, полнокровное повествование скатится в малоинтересный монолог. В случае отца – совсем уже на любителя, то есть философско-теологический. В общем, нет сомнения, что с точки зрения композиции это было верным решением.

В романе литургическая троица составилась из самого отца, он ныне выступает под фамилией Кстовский, адвоката Тонина, – будто забыв, снова поясняет Электра, – до революции и, так сказать, в миру известный присяжный поверенный, позже не менее известный советский адвокат Сметонин, и прокурора Шинского, а это не кто иной, как генеральный прокурор СССР Вышинский, пламенными речами которого на показательных процессах заслушивалась вся страна.

По словам Сережи, опознать их было нетрудно. На тех процессах, на которых Вышинский выступал обвинителем, Сметонин нередко представлял интересы обвиняемых, в числе прочих когда-то любимца партии Николая Бухарина. Не было тайной, что Сметонин с Вышинским и по жизни приятельствуют. Помню, я спросила у Сережи, откуда он так точно знает, кто Тонин и кто Шинский? Почему уверен, что ни тот ни другой не собирательный образ, как часто бывает в романах?

Он сказал, что несколько раз получалось так, что и самих обвиняемых и обвинительное заключение для Вышинского готовила следственная группа, в которую входил Сережа. Соответственно, ему выдавался именной пропуск в Колонный зал Дома союзов, где всё происходило, и он отлично помнит выступления Вышинского. В отцовском романе ему десятками попадались реплики прокурора, даже целые фрагменты перепалок Вышинского с обвиняемыми. Из подобных стычек Вышинский всегда выходил победителем, он вообще, добавил Сережа, и говорил, и держался блистательно, разве это забудешь?

То же и со Сметониным, объяснял мне Сережа. С одной стороны, для своих подзащитных он ничего не мог сделать. Кому дадут вышку, а кого, как говорится, по производственной необходимости или потому, что время не приспело, просто упекут в лагерь, определялось, понятно, не в Колонном зале, но Сметонин в любом случае бился как лев, «за что мы, – говорил Сережа, – очень его уважали».

Вот ты закончил расследование дела, всё вроде бы тип-топ и даже лучше, но тут на сцене чертиком из табакерки Сметонин, и оказывается, что здесь, здесь и вот здесь концы с концами не сходятся, в итоге явная процессуальная неувязка. Потом, когда придет время просить о помиловании, он всё это использует как смягчающее вину обстоятельство. Конечно, помогало редко, но бывало и сработает, особенно если в Кремле колебались, ставить человека к стенке или пока погодить. В общем, продолжал Сережа, Вышинский был в своем деле талант, а Сметонин – в своем, и если ты расколол обвиняемого, выявил его связи, контакты, и в суде даже Сметонин не нашел, как тебя прижопить, – значит, и ты профессионал, ас, дока. Считай, медаль нацепили. Обществу с тебя причитается бутылка старого шустовского коньяка.

«Но дело не только в показательных процессах, – говорил Сережа через пару дней. – Известно, что твой отец со Сметониным был очень дружен, а с другой стороны, как я уже тебе объяснял, Сметонин приятельствовал с Вышинским. Отец с Вышинским знаком не был, значит, всё так и так могло идти только через Сметонина. У твоего отца выхода не было, в любом случае приходилось делать адвоката центральной фигурой».

Я говорю : «Откуда ты знаешь, кто с кем был дружен?»

Он в тот день вполне благодушный: «Всё тебе расскажи».

Я : «И все-таки откуда?»

Он : «Это военная тайна. Ну ладно, как ни крути, ты жена чекиста, тебе можно. В общем, мы почти двадцать лет следили и за Сметониным, и за Вышинским, материал на них собирали. Копали, ясное дело, под Вышинского, нам еще Ягода говорил, что прокурор – скользкий тип, скользкий и очень опасный. Ведь до двадцатого года он был упертым меньшевиком, ненавидел революцию, а потом в один день перековался.