Ранним утром снова началось хождение в прихожей, но шаги были твердые, уверенные, изредка раздавался хрипловатый, негромкий смех, но вот хлопнула дверь и наступила глубокая тишина. Видимо, и Малика ушла с ними. Мари осторожно открыла дверь, виляя хвостом, из-под ее ног выскочил Жига, добежал до кухни, затем вернулся обратно через прихожую. Баронесса действительно ушла со своими гостями, иначе Жига не подбежал бы к ее комнате, где он провел столько дней взаперти, голодный и холодный. Все двери были распахнуты. Мари заглянула в комнату. Там все было вверх дном: по полу разбросаны подушки, ковер залит вином, кресла сдвинуты в один угол, всюду валяются объедки. Она тихонько свистнула шнырявшему под столом Жиге, и они побежали обратно на кухню, затем — к Пинтерам.
Весь дом возмущается ночной оргией, рассказывала Юци Пинтер, когда они вдвоем завтракали в кухне. Чуть свет приходили обе старые девы Коша, жаловались Пинтеру-старшему. А Лацкович подстерегла уходившую компанию на веранде и все высказала баронессе.
— Мой муж только хмыкает, мол, он ничего не может, жалуйтесь дворнику. А ваш зять говорит, что он спал, ничего не слышал, если бы его разбудили, он показал бы им. Ей-богу, мне было очень жаль вас, Маришка.
Теперь уже Мари улыбалась, признаваясь, что они струхнули с Жигой, но в конце концов все-таки уснули.
— Квартиру здорово загадили, посмотрим, как Малика уберет после них. — И Мари пожала плечами, дескать, пусть как хочет, а ее это не касается.
— Гости баронессы тоже аристократы. Говорят, что тот, с кем Вайтаи путалась в прошлый раз, будто бы граф Фештетич. Теперь я и сама вижу, что это за люди… Пойду скрою костюм, а то из-за него всю ночь кошмары снились.
С уходом Малики в доме стало тихо, словно она была единственным возмутителем спокойствия. Вот уже несколько дней Пинтер-старший куда-то уходил необычно рано, с таинственным и озабоченным видом. Семье о своих делах он не рассказывал, видимо выжидая чего-то. И лишь Луйзу посвятил в свою тайну. Пинтер-старший решил посетить все магазины текстильных товаров в округе, обойти всех уличных продавцов. Подолгу торговался с ними, щупая ткани и подвергая их тщательному осмотру. Он искал свой исчезнувший товар. В спокойные утренние часы, когда «прислуга» и его жена были заняты работой, он, возвращаясь после безуспешных скитаний, заходил в дворницкую и обсуждал свои дела с Луйзой.
— Зашел в магазин на площади Святого Иштвана. Во время осады там ветер гулял по полкам, а теперь они ломятся от товаров. Готов поклясться, что там мой зеленый вельвет и серый шевиот, во всем городе только один я торговал ими. Если вы умная женщина, подскажите, как мне поступить.
Он вытягивал длинные ноги, охал, курил трубку и выжидательно смотрел на Луйзу. Эта женщина хоть выслушивала его внимательно. Бог знает как у нее получалось, но никто не умел так успокоить его, как она… Луйза делала все обстоятельно, не спеша, пододвигала стул уполномоченному по дому, с живым интересом в сотый раз выслушивала историю о его страданиях на проспекте Ракоци, о кассете и разграбленном складе. Если Пинтер-старший брал карандаш и бумагу и подсчитывал, сколько бы он получил за похищенные пятьдесят наполеондоров по курсу на этот день, Луйза проверяла каждую цифру, указывала на ошибки при умножении. Она прямо и без обиняков выкладывала ему то, что думала, а это было куда приятнее лести, когда, например, говорят: «Ты прав, отец, верно, отец», а на уме дериват совсем другое и выжидают лишь подходящий момент, чтобы избавиться от него… Так рассуждал про себя уполномоченный по дому, ожидая Луйзиного ответа.
— Знаете, что я вам скажу, господин Пинтер? Бросьте вы эту затею. Только терзаете себя понапрасну, да ногам покоя не даете. Все равно обратно вы своего товара ни метра не получите.
— Не говорите глупостей, госпожа Ковач. Я только вчера слышал, как кто-то обнаружил в магазине на улице Пала Телеки все свои товары, тотчас прибыла полиция, и…
— Так это на улице Пала Телеки, а ваш товар, господин Пинтер, давно уже сбыли на площади Телеки.
— Откуда вам это известно?
— Чтобы прийти к такому выводу, не надо иметь много ума! Тот, кто пролез в ту дыру, не мог вывезти все сразу, на машине. Каждый раз выносил по штуке, бежал с ней на площадь Телеки и продавал там. Следующей ночью опять вытащит штуку. Вот и выходит, что вы зря стараетесь.
— Это сказки, госпожа Ковач.
— Хорошо, я умолкаю.
Пинтер-старший еще некоторое время продолжал сидеть в дворницкой, затем поднимался к себе, на третий этаж. Из комнаты жены доносились громкие женские голоса, в кухне позвякивала посуда, выражая нетерпение, тявкал, терся о дверь Жига. Пинтер-старший бесшумно приоткрывал дверь на кухню и шел к себе в комнату, следом за ним прыгала, выражая свою радость, собачонка. «Сидеть!» — строго приказывал он, делая вид, что ему докучают эти бурные восторги. Послонявшись по комнате, он опрастывал карманы, снимал с ноющих ног ботинки, надевал шлепанцы, затем, остановившись перед шкафом с книгами, перелистывал то одну, то другую книгу. Наконец брал томик, зевал и ложился на диван.
Читать дальше