— Я буду мыть, а ты вытирай.
— Чем вытирать?
— Вот, возьми фартук, — сказал мужчина, и они оба громко засмеялись.
Мари присела на постели. Испачкают ее чистый белый фартук, который она надевает, когда шьет; приготовила его на завтра! Тот тип, видимо, напялил фартук на себя.
— Завяжи, Эжеб, бантиком.
— Завяжу, только не лапай меня.
— Давайте пить из чашек, надоела эта глупая затея с мытьем посуды.
— Согласен. Будем пить из красивых, с яркими цветами чашек.
Затем раздался мяукающий голос Малики:
— Осторожно, не разбейте, посуда не моя.
— А чья?
— Моей жилички.
Новый взрыв хохота заглушил слова Мали. Потом уже знакомый голос Питю — того, с красным крестом:
— Однако злой язычок у тебя, Мали! А она ничего… смазливенькая… твоя жиличка. — Затем голосом капризного ребенка Питю потребовал: — Я хочу взглянуть на твою жиличку, Мали, покажи мне ее.
— Ой, не смеши, мне уже дурно.
Слышится приглушенный смех, возня и опять голос капризного ребенка:
— Я хочу видеть жиличку…
Мари вскочила с постели, босиком подошла к двери, щелкнула ключом. Жига зарычал. На какое-то время на кухне примолкли.
— Там кто-то рычит, — сказал Питю, имитируя рычание.
— Моя собака! — взвизгнула Малика. — Жига, сюда, слышишь, Жига!
Собачонка неторопливо подошла к кровати, прижала голову к опущенной руке Мари, застыла на месте, глядя на постель. Мари погладила теплую мордочку, они смотрели друг на друга в глаза с затаенным страхом и решимостью одновременно.
— Моя собака… еще чего, — прошептала Мари, — а сама давно бы голодом ее заморила…
— Твою собаку зовут Жига? Божественно!
— Жига, Жига, чудный Жига…
— А это что за глупый напев?
— Почему глупый? Это забытый шлягер. Я хочу видеть чудного Жигу!.. Жи… Жи… Жигу…
Смех и перешептывание за дверью не прекращались. Мари слышала:
— Коммунисты… ходят к ней…
Женский голос запел фальцетом:
— Вставай, проклятьем заклейменный… — И снова раздался надрывный, истеричный смех.
— Хватит дурачиться, — пророкотал мужской голос. — Пошли в комнату, я хочу еще выпить.
— Зачем идти? Кухня относится к местам общего пользования, — сказала Малика.
В конце концов они все-таки ушли из кухни, но дверь оставили открытой. И тут же заиграла танцевальная музыка, доносились стук каблуков, визгливый смех, беготня в прихожей. Теперь уже дверь и в комнату не закрывали. В ванной лилась вода, слышались странные, прерывающиеся голоса, вся квартира была освещена, кухонная дверь дрожала, что-то глухо ритмично ударялось о нее.
Мари сидела в постели с широко раскрытыми глазами, прислушивалась. В окно лился лунный свет. Какая чудная ночь! Тепло, как летом, хорошо бы выйти и посидеть на веранде, но Мари не смела даже пошевельнуться. Выйдешь на кухню, и они тут же ворвутся туда. Наверно, пьяные… Мари поежилась, словно от холода, и инстинктивно поднесла руку к губам, как бы защищаясь от удара сапогом, который нанес ей тогда старший брат; она даже явственно слышала омерзительный рыгающий звук, издаваемый пьяным братом… Но ведь ее брат — забитый пецельский крестьянин, разве можно его равнять с такими, как Питю и Эжеб… И они еще смеют презрительно отзываться о господине Фекете! Ведь он и Йолан Келемен неизмеримо выше, чем они. Сейчас Мари это особенно остро чувствовала.
В комнате горланили песни. В нестройный хор голосов временами врывался чей-нибудь рев, сопровождавшийся громким смехом, доносились тоненькие голоса женщин, они то затихали, то вновь усиливались…
Хотя бы дверь закрыли. Завтра много срочной работы… Приезжей заказчице взялись сшить три платья и полотняный костюм, да еще купальник; у Юци Пинтер золотые руки, за что бы она ни бралась — все у нее ладилось. На вечер назначили примерку, а костюм даже не скроен, остальное еще только сметано… Вдруг Мари услышала стук в окно. Она открыла рот, но от страха не могла вымолвить ни слова.
— Маришка…
Дюрка!.. У нее сразу отлегло от сердца! Мари соскочила с кровати, подбежала к окну и приоткрыла его.
— Мать велела сказать, если вам не дают уснуть, приходите к нам.
— Спасибо, теперь… может, наконец утихомирятся.
— Они что, совсем сдурели? Прямо на кухне пьянку устроили!
— Стаканы брали. Кажется, перепились, — прошептала Мари. — Я заперла дверь, а то того и гляди ко мне ворвутся.
— У меня руки так и чешутся, набил бы им морду! В случае чего — приходите.
— Ладно.
У Мари стало тепло и радостно на сердце. Чего ей бояться? Внизу Луйза, ее сестра, наверху друзья. Славный парень этот Дюрка, и мать у него такая же, да и господин Пинтер неплохой… правда, сдал за последнее время, хандрит после несчастья с магазином, охает да стонет, лежа на диване… Спи, Жига, не бойся, нас не дадут в обиду.
Читать дальше