Николай Носов - Под одной крышей

Из всех пичужек самые образованные — это воробьи. И знаете ли, почему? Потому что они живут не в лесах или полях, а в селах и городах, где могут многому от людей научиться. У них даже имена на человечий лад. Когда-то, в дни моей молодости, я, например, знал воробья, которого звали — как бы вы думали? — Александр Македонский! У другого моего знакомого воробья было имя, как у известного сказочного богатыря, Алеша Попович. Честное слово, правда! Этот Алеша Попович был не то чтобы какой-нибудь воробьиный силач или богатырь. Нет, он просто происходил из семьи, которая жила когда-то в старой церкви под куполом. Поэтому воробьи и прозвали всю его семейку Поповичами. Был тут и Андрюша Попович, и Кирюша Попович, и Антоша Попович, и вот даже Алеша Попович один оказался.

А того воробья, про которого я хочу рассказать, тоже звали очень красиво — Золотой Петушок. Неизвестно, откуда у него взялось такое красивое имя, но известно, что воробей он был очень умный. Однажды он заболел не на шутку и долго хворал, представьте себе, но все-таки вылечился, и притом сам, без всякой посторонней помощи, то есть без помощи докторов. И откуда только ума набрался! Ну конечно же, от людей.

В те далекие времена, а было это лет двадцать назад, Золотой Петушок жил на чердаке старого четырехэтажного дома. Под крышей ему было и тепло, и уютно, и весело, то есть интересно, потому что на чердаке в долгие зимние вечера, когда бывает особенно скучно, он мог сколько угодно слушать, о чем говорят жильцы верхнего этажа. Конечно, слушать он мог, когда говорили достаточно громко. Когда говорили обыкновенным голосом, то было слышно только какое-то неясное бормотание: „Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!“ Впрочем, если хорошенько прислушаться, то и в этом случае можно было кое-что разобрать.

Особенно хорошо на чердаке было слышно радио, а нужно сказать, что в те далекие времена радио уже всюду существовало. Вот телевидения, правда, не было. Но воробью телевидение и ни к чему, потому что не мог же он смотреть телевизор, сидя на чердаке. Для этого надо было находиться в комнате. Хорошо на чердаке было слышно также, когда в доме кто-нибудь заводил патефон или играл на пианино. Но вот этого наш Золотой Петушок как раз не любил.

Дело в том, что на самом верхнем этаже дома жила маленькая девочка. Ее звали Наденька. Мама и папа очень любили Наденьку и купили для нее пианино. Им очень хотелось, чтоб их девочка сделалась знаменитой музыкантшей. Но Наденьке не очень хотелось делаться музыкантшей. Ей больше всего хотелось поступить на одежную фабрику, не сейчас, конечно, а впоследствии, когда подрастет. А сейчас, пока она еще была маленькая, ей больше всего нравилось шить для своих кукол платья.

У нее было несколько кукол, и каждой кукле она сшила по платью, а своему любимому плюшевому мишке сшила три пары брюк, три пиджака: черный, синий и клетчатый, две сорочки с отложными воротничками, пальто зимнее и демисезонное, трусики, чтоб можно было загорать летом, две смены белья, летнюю шляпу из полотна, а на зиму теплую меховую шапку-ушанку, чтоб не замерзли уши.

Все это было сделано с таким мастерством, что многие гости, которые бывали у них в доме, приходили в восторг и говорили, что из Наденьки выйдет какая-нибудь знаменитая мастерица по пошивке одежды. Однако Наденькины мама и папа были против того, чтоб их дочь сделалась мастерицей по пошивке одежды. Они утверждали, что одежду может шить каждый, а на пианино сыграет не каждый, так как тут нужен талант. Мама говорила, что в детстве у нее самой был замечательный талант к музыке, но у ее родителей не было денег на покупку пианино. Зато теперь, когда денег у них вполне достаточно, они обязательно добьются, чтоб их дочь сделалась музыкантшей.

Напрасно их уверяли знакомые, что у каждого ребенка талант к чему-нибудь своему и что к пошивке одежды тоже надо иметь талант: если же одежду начнет шить каждый, то она выйдет такая, что совестно будет на улицу показаться. Ни папа, ни мама этому почему-то не верили и не хотели даже слышать, чтоб их дочь пошла работать на одежную фабрику.