— Не знаю, как бы теперь не вышло осложнений с квартирой.
— Какие могут быть осложнения? — строго спросила Луйза и воинственно выпрямилась. — Опять труса празднуешь. Комната твоя, на места общего пользования у тебя равные права независимо от того, здесь барон или нет. Немного погодя, когда отдохнет с дороги, скажешь, чтобы освободили лакейскую, твой муж тоже вот-вот вернется, и ты не успеешь прибраться в ней, расставить мебель. — Глядя на засиявшее надеждой лицо Мари, разозлилась. — Да что с тобой говорить! — Луйза повернулась к мужу. — Погляди на нее: не иначе, она вообразила, что, когда поднимется к себе на этаж, увидит Винце, который поджидает ее, облокотившись на перила веранды.
— Это вполне возможно.
— Не говори глупости, слышишь? Во всяком случае, сначала он заглянет сюда, к нам. Но это еще не известно, когда…
— Но ведь пленных уже привозят.
— Не всех же сразу. Понадобится много поездов.
На следующий день о прибытии барона Эгона Вайтаи Мари рассказала и Пинтерам. А когда она спустилась вниз по лестнице, ее остановили девицы Коша.
— Значит, приехал барон? Откуда, с запада или с востока?
А когда Мари рассказала им, подделываясь под мужской голос, насчет «целую руки, Амелия», они еле сдержались, чтобы не взвизгнуть, и, сгорая от любопытства, поглядывали на дверь, не выйдут ли вдруг из нее барон и баронесса. Толстуха Лацкович, встретившись позже с Мари в пекарне «Зрини», предостерегла:
— Смотрите, как бы они вас не турнули из квартиры.
— Не посмеют. У меня ордер есть.
— Полноте, для барона ваш ордер — пустая бумажка. У него связи в управлении, в министерствах, стоит ему пошевелить пальцем, как в квартире и духу вашего не будет. — И ее заплывшее жиром лицо засияло злорадством.
Мари удивлялась теперь тому, как у нее самой могли возникнуть точно такие же опасения, как у толстухи Лацкович. Ведь такие люди, как Лацкович, воспримут как должное то, что она останется без крова! Они только радуются тому, что барон Эгон Вайтаи пользуется покровительством в управлении и в министерствах.
— Не беспокойтесь, сударыня, — сказала, улыбаясь, Мари, и в голосе ее на этот раз звучала уверенность, — теперь не удастся чинить произвол над нами. Мы ведь тоже люди и наделены такими же правами, как… как и всякий другой.
— А что вы мне говорите это? Или глаза разгорелись и на мою двухкомнатную квартиру?
В пекарне было многолюдно, своей громкой перебранкой они стали обращать на себя внимание, и какая-то девушка, размахивая кошелкой перед носом Лацкович, сказала:
— С вашими формами, сударыня, конечно, в одной комнате не поместиться.
Лацкович, еще вся красная от кипевшей в ней злобы, столкнулась в подворотне с Луйзой.
— Длинный язык у вашей сестры, госпожа Ковач.
— У Мари? — Луйза, недоуменно посмотрела на толстуху, затем лицо ее посветлело. — Ну что ж, я очень рада.
Мари действительно заметно изменилась, невольно подумала она. Уже не прикрывает рукой губы, раньше этим жестом она как бы защищалась от удара. Робкая походка стала тверже, лицо всегда спокойное, она не теряется при разговоре, мучительно подыскивая нужные слова, в глазах ее почти исчез прежний испуг, но какая-то грусть в них осталась еще. Юци Пинтер хвалит ее за прилежание, говорит, что из нее получится хорошая портниха, причем очень аккуратная и обязательная. Правда, в этом отношении ее и раньше нельзя было упрекнуть, но Мари была какой-то несобранной, и, кажется, только сейчас она начинает чувствовать твердую почву под ногами. Вот Винце обрадуется, если ему суждено будет вернуться когда-нибудь! И Луйза вздохнула. Мари, правда, не во всем еще разбирается, но в последнее время она стала иногда читать газеты: Лаци теперь ежедневно покупает не одну, а целых две; видимо, ей немало дают беседы с Дюркой, и если она не все еще ясно представляет себе, то, во всяком случае, не может не видеть, как вокруг нее меняется мир.
Одни понимают неизбежность этих перемен, активно способствуют им, другие пассивно приветствуют, как, например, Мари Палфи, третьи стараются не замечать их, уподобляясь страусу, который прячет голову в песок. К таким принадлежат и супруги Вайтаи со второго этажа.
Прошло несколько дней, а Мари так и не удалось встретиться с бароном, хотя ей и хотелось взглянуть на него и переговорить об освобождении лакейской. Барон после приезда несколько дней пробыл в Чобаде, а возвратившись оттуда, не выходил из своей комнаты. Мари иногда слышала, как он что-то делает в разрушенной комнате, одно выносит оттуда, другое, наоборот, вносит, каждый раз плотно закрывая за собой дверь. Осмотрел ванную комнату для гостей с обрушившейся стеной; повреждения в кухне и лакейской его совсем, видимо, не интересовали. Малика тоже лишь на несколько минут выходила на кухню, едва успевая перекинуться несколькими словами с жиличкой. Однажды вынесла на кухню посуду, столовые приборы, затем мешочек муки, жир в трехлитровой банке, тертое тесто, мешок картошки, привезенный утром чобадским крестьянином. Сложила все в большой кухонный шкаф и заперла на ключ.
Читать дальше