Владимир Караев - Частный доктор

Утукку стоял молча и неотрывно смотрел на него. Глазницы залила тьма, и не видно в ней просвета… или мелькнул просвет?! Мелькнул и погас, и зажегся вновь почти невидимый голубой отсвет.

— Ты! Ты решай сам, Лазари! — выкрикнул Леша. — Ты мертв или ты жив! Решай — Утукку ты или Серый, Лазари, Сережка! — Голос его сорвался, сломался на хрип: — И если ты Лазари, то ты мой друг! Ты — Мой — Друг! Понял?! Мой! Друг!

Утукку вздрогнул, покачнулся, по его телу прошла крупная дрожь. Прокатилась волной снизу вверх, замерла и пошла в обратном направлении.

А затем…

— Болван ты, Романыч! — сказал Утукку ироничным голосом Сережки. — Настоящая, огромная подлая жопа!

И голубой огонь в его глазницах мигнул, чтобы смениться просто голубыми, живыми и такими знакомыми, горящими восторгом жизни Сережкиными глазами:

— Как всегда, всю грязную работу за тебя выполнять мне!

— А с тобой? С тобой что будет после этого? — выкрикнул Леша, понимая, предчувствуя наитием, что сейчас произойдет. — Что будет с тобой?

— Откуда ж мне знать! — лихо выкрикнул Лазари, в котором уже не осталось ничего от Утукку. — Сказал же: я мира мертвых не знаю! Но узнаю, как и все мы! Рано или поздно!

Перевозчик в лодке резко выпрямился, предвидя нечто ускользающее из-под контроля. Последние человеческие черты словно смыла с него невидимая струя, так тугой ливень смывает с холста свежую акварель.

— Так что вали-ка ты отсюда, куда завела тебя твоя дурья башка! — подмигнул Серый, подмигнул отчаянно, словно в последний раз… словно? Нет, не словно! В последний, последний раз!

— И возьмись ты за голову, выбей из нее дурь, понял?! Ибо шанса такого у тебя не будет больше никогда! Нет больше у тебя друзей — был один, да и тот нынче помер! Заведи новых! Живи, живи, живи! За себя и за меня…

Лешка почувствовал, как он летит назад, отброшенный нечеловеческой силой. Спиной врезался в марево, окутавшее машину, и закричал от боли — настолько жестким оно оказалось. Боль пронизала все тело. Погружаясь в кружащий мрак, успел увидеть, как туша Перевозчика, вылетевшего одним махом из лодки, накрыла и погребла под собой Сережку…

Боль, невероятная боль в спине. От удара? Боль раздирает грудь, рвет сердце. Дышать, он не может дышать! А-а-а-а-а! Воздух! Дайте мне воздух! Почему нет воздуха!!!

Нет, есть. Есть! Есть!!! Но это не он, не он дышит. Сумрак проясняется. Горло грубо дерет нечто жесткое, проникающее в тело, в грудь, легкие.

Господи, это же труба! Интубационная трубка! Легкие раздувает внешняя равнодушная механика — его «дышат». Все тело трясет — его везут, везут очень быстро, по тряской дороге. Сирена. Слышно через толстую вату, но слышно. Амбуланс. Господи, как же больно!

— Он очнулся! — голос человека, увидевшего чудо. — Док, он очнулся!

Пыхтение. Сопение. Одутловатое лицо немолодого человека. Яркий свет фонарика в глаза.

— Очнулся, твою мать! — оторопел доктор. — Ты смотри! Я был уверен — труп привезем…

— Эй, парень! — фельдшер с бешеными веселыми глазами оттеснил доктора в сторону. — Эй, парень!

В Израиле с его фамильярным, семейным общением всех между собой называют исключительно на «ты», начиная с Господа, — до самой смерти остаешься парнем или девушкой.

— Хранит тебя Господь! — выкрикнул фельдшер, улыбаясь так радостно, будто его родной брат ускользнул от смерти. — Воистину хранит! Близкие есть? Кому, кому звонить?

Он держал в руках Лешин телефон, перепачканный кровью, но уцелевший. Приложил его большой палец к кнопке. Быстро вошел в «Избранные».

Первым в списке стоял номер Сандры.

— Здесь, в этом разделе?

Лешка прикрыл глаза.

— Первый, да, первый? — возбужденно крикнул паренек.

Лешка снова прикрыл веки.

— Сейчас, парень, сейчас! — фельдшер коснулся номера. — Жена, да? Ты не бойся — я ее не напугаю! Все будет хорошо! Я обещаю! — выкрикнул быстро он, видя крупные слезы, выступившие на Лешиных ресницах. — Не бойся, с тобой все будет хорошо! Верь мне! У меня опыт большой! Все будет хорошо!

И никак не объяснить этому святому парнишке, так искренне радующемуся спасенной человеческой жизни, что оттого и плачет Леша, что знает — будет хорошо, теперь все будет хорошо.

Я и не думал, что наши частые беседы с автором послужат ему материалом для книги, и не просто книги, а книги обо мне. Да, я, Алексей Романов, и думать не мог, что стану героем произведения. «Причудливо тасуется колода», — было сказано, и сказано верно.