Владимир Караев - Частный доктор

— И что же сейчас именуется Новым Римом? — заинтересовался Леша.

— А какое это имеет для нас значение? — улыбнулся Гермес. — Не так ли, Харон?

— А никакого! — отрезал Харон, раздвигая в стороны тяжелые дверные створки и скрываясь внутри. — Идите сюда!

— Секунду! — Леша рискнул удержать Гермеса за рукав фрака. Гермес остановился, обратив на Лешу молчаливый взгляд. Леше без слов стало ясно, что он ни за что, то есть ни-за-что и ни-ког-да не позволит себе снова коснуться его.

— Да, доктор? — сухо спросил Гермес.

— Я приношу вам свои извинения за свою непозволительную дерзость…

Гермес прервал его коротким кивком:

— Извинения приняты. В чем вопрос, Алексей?

— Люди. Люди, живущие поблизости от «Мундус Церерис», от входа в Подземный мир, — они как-то чувствуют его близость? Он каким-то образом влияет на них?

— Хороший вопрос, Алексей! — В глазах Гермеса сверкнули темные искорки. — Ответ: конечно! Люди, живущие в Новом Риме, становятся необычайно агрессивными, беспричинно злобными, черствыми. Меньше души, больше хлеба и зрелищ, помните девиз Рима? Он актуален и поныне…

— Долго вас ждать? — нетерпеливо окликнул Харон. Голос звучал снизу и гулко, словно из погреба. — Собрание задерживаем! Уважаемые Перевозчики заждались!

— Все, доктор, довольно разговоров! — поторопил Гермес. — Да и простудиться вам недолго на ночной сырости, что, мягко говоря, здесь совсем нежелательно. Идемте!

Широкие ступени черного гранита, освещенные двумя рядами смоляных факелов, круто уходили вниз и, заворачивая налево, скрывали от взгляда само помещение, из которого доносились отзвуки музыки, неясный шум беседы, отголоски раскатистого смеха.

Леша замер в нерешительности, задержав дыхание в ожидании волны удушливых запахов — сырости? тлена? серы? Осторожно втянул в себя воздух. Аромат, окутавший его, нельзя было сравнить ни с чем. Никакая богемная парфюмерия не отражала и сотой доли кружившего вокруг великолепия. Запах уносил за собой, заставляя забыть все на свете, сулил неизмеримое блаженство, переходил в фейерверк ярчайших цветов, звучал фанфарами, отрывая от земли. Леша пошатнулся, и если бы не каменная рука Гермеса, сжавшая его локоть, скатился бы кубарем по лестнице.

— Что… что это? — благоговейно прошептал он, смотря прямо перед собой и не видя ничего. — Божественный аромат…

— Хорошо быть вхожим на Олимп! — подмигнул Гермес и легко провел рукой по его спине. Наваждение ослабло, хотя в голове все еще раздавался веселый хрустальный звон.

— Нектар, Алексей, нектар! Лично позаботился. На Олимпе не убудет, а Перевозчиков надо уважить в их тяжелом и непростом труде, не так ли?.. Идти можете?

Леша кивнул, и они пошли вниз по крутым ступеням.

— Хотя, надо сказать, это строго воспрещается. Но на то я и Гермес, клянусь отцом моим Зевсом, чтобы нарушать законы Олимпа, не так ли? — Покосился на факелы, неодобрительно фыркнул: — Натуральные факелы в золотых кольцах, коптят, к слову, нещадно, черный гранит… любят они этот болливудский антураж. Перевозчики, одним словом. Стиля им не хватает… Прошу вас! — Они спустились к входу в зал, и Гермес вежливо отступил в сторону, пропуская гостя вперед. А так как гость замешкался нерешительно, то и подтолкнул его в спину, как командир подталкивает салагу-десантника в бездну первого прыжка.

Рука у Гермеса была сильна, как и подобает герою мифов. Леша приданным ему ускорением влетел чуть ли не в центр зала и замер в неловкой позе, озираясь по сторонам.

Разговоры, смешки, словом, общий обычный фон каждого сборища разом оборвались, и Леша ощутил себя в перекрестье множества разнообразных взглядов, ни один из которых добрым не был. Впрочем, злых не было тоже. Скорее это были взгляды холодного любопытства. Так смотрит ученый-энтомолог на редкий, мутантный экземпляр досконально изученного вида насекомых.

Он ожидал полумрака, мерцания звезд и луны или красного свечения геенны огненной, но ошибся. Зал освещался, в модных нынче традициях, неярким электрическим светом, скрытыми под навесным потолком светильниками. По нему были разбросаны в кажущемся беспорядке многочисленные круглые столики, за которыми сидели, чаще по одному, реже по двое или по трое, разглядывающие Лешу люди. Нет, явно не люди, скажем — личности… нет, и личностями их не назовешь. Некие сущности.

— Перевозчики вечности! — Харон стоял сбоку от Леши на небольшом возвышении, полукруглой эстраде. Романов его не заметил и от неожиданности вздрогнул.