Пока Уж пластал и мыл рыбу, Давид искусно выкладывал сучья для костра. Уж проткнул пойманную рыбку ивовым прутиком вдоль хребта и вставил вертел в развилки. Потом достал из кармана соль и посолил.
— А теперь зажигай.
Рыбешка попалась небольшая, она сразу же закоптилась в дыму. Мальчики сидели на траве, широко раскинув ноги. Посередине горел костер. На обоих были только штаны и рубашки. Уж поворачивал вертел с видом заправского охотника, запекающего на костре по меньшей мере окорок убитого медведя.
— Теперь нам, брат, лафа, нигде не пропадем. Из Вюрцбурга удирать придется — закатимся с тобой в лес, будем на зверя капканы ставить.
— Смотри, сгорит. Видишь, как усохла.
У Давида были такие же темные глаза, черные волосы и будто нарисованные брови, как у сестры. Узкое лицо казалось вырезанным из слоновой кости. На лбу чернело пятно сажи.
Мальчики еще издали узнали Иоганну. У Давида засияли глаза.
— Интересно, скажет она что-нибудь про одеяло?
— Да что она, глупая, что ли? Небось ночью завернется в него — и молчок.
— Верно, похожа на спящего тигра?
— Тогда уж на тигрицу. Это большая разница.
— Почему?
— А потому, что Иоганна — женского рода. Тигрица куда опаснее тигра, попробуй отнять у нее детеныша!
Обуглившаяся рыбка сорвалась, качнулась разок-другой на хвостике и свалилась в огонь вниз головой.
— Она была чересчур маленькая, — пояснил Уж. Иоганна подошла к костру.
— Хочешь, пойдем ко мне, — сказала она Давиду. — У меня сидит кто-то, кто будет рад с тобой повидаться.
— Это не я принес, — угрюмо сказал Давид, вставая.
Иоганна не поняла его. Она сказала:
— У меня твоя сестра. Руфь вернулась.
Мальчик уставился на Иоганну. Оттопырив кисти опущенных рук и широко раскрыв глаза, он на цыпочках прошелся перед ней по полукругу, словно впавший в экстаз факир. Уж, собиравшийся вытащить рыбку из костра, замер на полдороге и вытаращил на Иоганну глаза.
— Ну пойдем же, пойдем, — взмолилась она и протянула руку. Давид вложил в нее свою и, заглядывая Иоганне в лицо, спросил:
— Так это правда?
Уж, задумавшись, смотрел им вслед. И вдруг круто повернул и что есть духу пустился бежать в противоположную сторону. Длинный ивовый прут, служивший им удилищем, путался у него в ногах. Чтобы не пропадал зря, мальчик остановился и, изловчившись, зашвырнул его, словно копье, вверх по кривой подальше в реку.
На зеленом пригорке между Гэхбергским шоссе и старым крепостным валом стояла деревянная сторожка; каменщики когда-то хранили в ней инструмент. Теперь здесь поселился молодой доктор. Во время войны он кончил курс досрочно и служил военным врачом на передовой. Мартин, как и все, знал об участи Руфи и считал ее погибшей. Когда-то они с Руфью были обручены.
Уж взобрался на пригорок и, остановившись перед Мартином, который читал на свежем воздухе какую-то медицинскую книгу, с радостной улыбкой объявил:
— Ваша невеста вернулась.
Мартину был знаком этот мальчик, который чуть ли не с пеленок день-денской носился по городу и знал в нем всех наперечет.
Он перевернул страницу и спросил:
— Чего тебе? Хлеба? Или чего другого?
Уж обиделся. Махнув рукой, он небрежно сказал:
— Не верите — не надо. А только Руфь здесь.
— Что ты мелешь? — Мартин медленно встал с земли.
— С час как вернулась. Не больше.
Молодой человек спустился с крылечка и схватил мальчика за руку.
— Руфь Фрейденгейм, говоришь ты, вернулась?
— Yes? sir! [9] Да, сэр! (англ.).
Она у Иоганны. И Филипп… то есть брат ее, тоже там.
Мартин решал все очень быстро, и сейчас он вдруг будто крестом перечеркнул всколыхнувшиеся в нем мучительные воспоминания последних лет и сбежал с пригорка. Его выпуклый лоб и крючковатый нос сильно выдавались вперед, а как бы срезанный подбородок убегал назад. Слишком мягкие очертания рта плохо вязались с своенравным лбом и фанатически непреклонным взглядом. На войне Мартин, не задумываясь, шел навстречу опасности и даже не замечал порой, как она серьезна. Теперь он работал в городской больнице младшим ординатором. Ему недавно пошел двадцать пятый год.
Оба направились к зарослям ивняка. При ходьбе Мартин затрачивал, казалось, немалые усилия. Он слишком подгибал колени на ходу, а наступая на носок, отчетливо пружинил. Он, точно верблюд, нырял на каждом шагу. И шею вытягивал, будто нес какую-то тяжесть.
— Ты видел Руфь?
— Нет, видать не видел. Нам Иоганна сказала. Да разве она соврет! С ума она сошла, что ли? Мы с Давидом, понимаете, как раз жарили рыбу над костром. И то ли рыбка попалась очень мелкая, то ли костер шибко разгорелся — а может, развилки надо ставить повыше… All right, не беда, в реке рыбы много. Эта Варшава, куда заслали вашу невесту, где-то у черта на куличках. А она все-таки добралась, будьте покойны. Я сразу подумал: то-то он обрадуется — и одним духом к вам.
Читать дальше