— Одного я не пойму, — сказал профессор, качая головой. — Зачем она вернулась в Вюрцбург, где каждый ее знает? Могла же она поселиться где-нибудь в другом месте, среди совершенно незнакомых людей!
Руфь прошла мимо монастыря «Небесные врата». Две молодые монахини, склонившись над грядками, выкапывали репу. Руфь и Иоганна учились с ними в одной школе. Обе, увидев девушку, в ужасе покраснели и потупились. Одна из монахинь осенила себя крестом.
Седой, высохший прошлогодний камыш, вперемежку со свежим, зеленым, заходил далеко в булькающую воду. За рекой, на крутых холмах в щедрых лучах солнца вызревал виноград. Медленно плыла по течению груженая баржа. Белый шпиц, сидевший на ее борту, пронзительно лаял на Руфь, она шла берегом реки, направляясь к сарайчику для коз.
Иоганна мыла ноги в реке. Сначала она глазам своим не поверила. Ее испугало сходство. Поднимаясь, она ощущала какое-то покалывание у корней волос, словно они у нее встали дыбом. Руфь, которую она увидела шагов с двадцати, приближалась по-прежнему размеренно и неторопливо.
Когда сомнений уже быть не могло, Иоганна бросилась к подруге и прошептала побелевшими губами:
— Руфь! О боже, Руфь!
Лицо Руфи по-прежнему ничего не выражало. Иоганна почувствовала, как сникает в ней вспышка неудержимого волнения, как угасает радость и страх.
— Хозяйка усадьбы сказала мне, что ты живешь в сарайчике для коз.
Минуту думалось, что все поглотит волна нежности. Иоганна обняла подругу. С чувством вырвавшегося на волю счастья прижимала она к груди свое детство. Но тут же подстерегало другое властное чувство, требовавшее выхода в то же самое мгновение, которое могло вместить лишь одно чувство. И счастье отступило… Что ей пришлось пережить! Боже всемогущий, что ей пришлось пережить! Из груди Иоганны вырвалось рыдание.
Руфь только глазами восприняла этот взрыв чувств. Иоганна, обхватив подругу за плечи, повела ее в свой сарайчик. Более получаса лежала Руфь неподвижно на железной кровати, застланной черным с желтыми разводами одеялом. Глаза ее оставались открытыми, Иоганна тоже не шевелилась. На выгоне стрекотали кузнечики.
Но вот Иоганне удалось перехватить взгляд подруги. Она бросилась перед ней на колени.
— Ты можешь рассказать мне? У тебя достанет сил? Или лучше не надо? — Ей стало страшно. Она закрыла лицо руками.
Прошла долгая минута. Наконец она услышала спокойный, безучастный голос Руфи.
— Я расскажу тебе, если хочешь. — Она словно собиралась показать подруге какие-то безразличные фотоснимки, хранящиеся у нее в мозгу. — Меня втолкнули в вагон для скота. Нас было там девяносто человек. Ехали стоя. Это продолжалось восемь дней. — Руфь умолчала о том, что в вагоне не было уборной.
И перейдя к следующему кадру своих воспоминаний:
— В Аушвице вагоны открыли. На вокзале ждали солдаты. Они избивали нас плетьми. Была ночь. В воздухе пахло гарью. Небо было багровое от пламени и дыма. Это работали печи..!
Иоганна, не поднимая глаз, стиснула руку подруги.
— Нас рассортировали: отдельно мужчин — старых и молодых, отдельно старух, молодых женщин и девушек. По дороге в лагерь лежали сотни трупов. «Эти люди вышли из рядов», — объяснил нам конвойный. У ворот лагеря стоял доктор Менгеле. Он ничего не говорил, только показывал направо и налево — кому в какую сторону идти. Люди цеплялись друг за друга и кричали, никому не хотелось расставаться с родными. Их разгоняли резиновыми дубинками. Больше они друг друга не видели. Этой ночью в Аушвиц доставили тридцать шесть тысяч пленников. На утро в живых осталось только две тысячи.
Иоганна вскинула голову и начала трясти подругу, словно стараясь ее разбудить.
— Руфь! Твой брат жив! Он здесь! Ты слышишь меня? Он жив!
— Разве?.. А потом я попала в Варшаву. — Она окинула пустым, ничего не говорящим взглядом эту невинную девушку — ее лицо, волосы, глаза.
— В Варшаве я пробыла два года…
— Привести его к тебе, Руфь? Скажи, привести?
— Как хочешь…
Иоганна надела свои сандалеты на деревянной подошве. Она хотела сказать, что сейчас вернется, но Руфь уже спала. Все еще трепеща, Иоганна заглянула ей в лицо. Это была мертвая маска девушки, которая ровно дышит во сне.
Давид и Уж с некоторых пор повадились каждый день на рыбалку. Ловили на согнутую булавку. Пойманную рыбу тут же жарили на костре. Между двумя врытыми в землю ивовыми развилками всегда лежала груда пепла от последнего костра. Иоганна часто видела обоих мальчиков на их любимом местечке у реки.
Читать дальше