Но наш водоем хоть и не окупал себя, а наоборот, требовал отопительных затрат, тем не менее внес спокойствие в души пожарников и директора базы. Как сказал столяр, закончив врезку замка и вручая директору ключи:
— Лубимый база может спат спакойна…
Столяр был доставлен из далекого южного города — в те трудные годы Большие Ягоды обустраивались преимущественно привозной рабсилой.
…Почти тридцать пожаробезопасных лет пронеслось над снаббазой. Поселок давно переименовался в город, поднялись каменные пятиэтажки, и рабсила прибывала сюда по собственной сезонной инициативе, — но электрические тэны продолжали равнодушно поглощать энергию, а регулярно сменяющиеся директора, в пожарном отношении, продолжали спокойно спать.
И вот совсем недавно, в конце очередного финансового года, на базе осел небольшой остаток капремонтных средств. Чтобы ему зря не пропадать, решили пустить его на цементирование бочек, поскольку они как бы ни разбухали, все же немного текли.
…Здесь читателю предлагается передышка, а вместе с ней и персонаж — вахтер базы Семен Чтопор. Автор не отливал его рассказ ни в какую особую форму, а решил подать в собственном соку, почти без сокращений.
— …Я и говорю, древесина — эт-те не металл, надо было те бочки доливать раз в месяц. — И Семен рассказал историю гибели бочек из-за желания герметизировать их. Оказывается, из-за внутренней цементной корочки древесина перестала напитываться водой, рассохлась, и тогда в нее якобы влез какой-то жучок-червячок, то ли колорадский, то ли короед, то ли еще какой, Семен и сам не запомнил; главное, «уж очень он был охоч до березы, за заболонь его ити…». Влез — и изъел ту древесину «в хлам». — Что делать, бочки списали, а вместо них, — это уже продолжает Семен, — смозговали металлический бак сварить, квадратный. И вот варют. Варют, эт-сам, ва-арют — сварили! Расчалки, снаружи ребра, все как положено, чтобы он не забрюхател с напору; кузбасс-лаком покрыли, снутри водяное отопление засадили. Короче, железный бак на двести кубов вышел. Воду держит — железно.
Залили его недавно — пожарники и угомонились. А как крышу ставить, глянули — господи лососи! — стены-то шлаковые рассыпаться стали! Снаружи не видно — щекатурка, она крепче бетона вышла, а как брус поверху заводить, глянули: стена-то трухлявая!..Чего сыпаться стала? Поди счас узнай! Толь цементу мало, толь в мороз заливали. Положено?! Пес ее разберет, сколько той стене стоять положено. Сколько отстояла — столько и положено. Начальство, эт-сам, знает…
Короче, такое дело — стали искать шабашников: стены сменить. Ищут, ищут — никто не берется. Кому ж это надо: отбойников на базе аж целых два — шиш да кукиш. Объект стращает народ. Никто такое не делал. Все просят с кубажа — как с дома. А база не дает. Много, говорят, заломили; внутри, мол, пусто, четыре стены да крыша. А за ее сумму никто не берется. Нормировщица-то у них молодая, жизни еще не видала, че она там нарисует… Вот раньше был прораб — тот рисовал… Тот бы счас накрутил — тут от шабаев отбоя не было б. Зайдешь, бывало, в его клоповник, так только на машинке жужжит: «Вам-вам-вам!» Разок, правда, и на себя вертанет; это значит «Нам!». Ну тут уж никуда не деться. Положено… Да-а, эт-сам… Теперь вот Петька с напарником ошиваются. Ну этот — Петарасыч. Нашел где-то инженера, вместе чернуху лепят. Инженер? С «материка» приехал, карман разинувши. Молодой еще, ускоряться хочет…
Семен потер ногу выше протеза и пояснил: — Я ж тоже, было время, шару брал. Ну, эт-сам, чернуху лепил. Пока с лесов не сверзился, господи лососи! Все суета, запарка. А ведь мозганул тогда: какие ж на семидесятке леса — то разве гвоздь. А сотку не стали ждать… Теперь вот тут сижу, гляделки вострю. Да уж теперь до пенсии. Всего-то ничего осталось — шесть годков. А как же, в полста пять тут дают. Че, даром, эт-сам, сопли морозим… Ну че там у тебя — покурим?
…Покури и ты, читатель, отдохни от строительных дел и деталей, из каких, к сожалению, состоит наш главный герой; утешься мыслью, что «тяжело в завязке — легко в кульминации»; а автор пока представит тебе еще двух персонажей.
Петр Тарасович… Чувствуешь, читатель, как, произнося это имя, язык твой тракторно и как-то даже не совсем прилично пробуксовал?.. Вот еще раз: Петр Тарасович… И еще: Петр Тарасович… Чаще: Петр-Тарасович, Петр-Тарасович… Чувствуешь? Тем более чувствовали это приятели Петра Тарасовича, поэтому они и звали его Пётарасычем — чтобы удобнее языку.
Читать дальше