— Помню. Я сказал — покупать. Разве я не угадал? Разве это противоречило твоему желанию?
Она сардонически скривила губы. Они были тонкие и надменные. Неужели и прежде они были такими?
— Нет, конечно, не противоречило. Но по твоему восхитительно легкому, мгновенному ответу я так и не поняла, хотелось ли тебе, чтобы у нас была сердоликовая вазочка, или нет. Понимаешь? А ведь меня интересовало именно это…
Он хотел сказать: «Да у меня не было ни желания иметь ее, ни отсутствия этого желания. Как нет у человека, далекого от математики, стремления разобраться в проблемах Гилберта. Что же здесь зазорного?» — но промолчал. Она не глядела на него, скользила рассеянным взглядом по залу, огибая Хрузова всякий раз, когда он попадался на ее пути. Сознанием она блуждала где-то по своей прежней жизни, отыскивая в ней раздражавшие ее мелочи. Они были как шероховатости на дороге, о которые то и дело спотыкаешься, несмотря на то, что они занимают не так уж много места. Но если ходить по такой дороге часто, это может вывести из себя… «Как я мог не видеть этого раньше?» — огорчился Хрузов.
— Пойми, ведь тогда я советовалась с тобой! Для меня была важна не столько сама покупка, сколько обсуждение ее… Твои эмоции по этому банальному поводу. Я ведь баба, в конце-то концов! А ты просто отмахнулся от меня, как от назойливой мухи!
— Я никогда не имел желания лезть в хозяйственные дела, — признался он. — Покупка вазочки — это было не мое дело. Я не люблю, когда кто-нибудь занимается не своим делом.
Лена переводила дух и не слышала его. Она сидела, подавшись вперед, чуть сгорбившись, и Хрузов едва удерживал себя, чтобы не обнять ее, не погладить по жестким волосам, как могло бы быть в прежние времена, год назад, когда между ними не было еще никакого Вадима и они были мужем и женой, почти счастливой парой, если бы не кое-какие заусеницы бытия. Все-таки она не права, он не был черствым человеком, просто он преданно занимался своим делом, весь ушел в него, и его стало не хватать на то, чтобы думать еще и о жене. Именно в этот период он значительно продвинулся вперед в своем поиске, почти завершил его, с удовлетворением подумал Хрузов и закрыл глаза. Он медленно уходил мыслями в свою работу. Он отключался от действительности.
— Я уж не говорю про Екатерину Михайловну. Конфликт свекрови с невесткой — слишком заурядная и избитая тема. Твоя мама признавала за мной только единственное право — создавать тебе благоприятную обстановку. Ни на что большее, по ее мнению, я не способна. А я не желала играть навязанную мне роль, хотя и догадывалась, что Екатерина Михайловна — не тот режиссер, который считается со своими актерами…
Это были последние слова Лены, услышанные Хрузовым. В его мозгу внезапно произошел скачок, и он переключился на математику. «Я же могу войти в проблему с другого хода… Если только мое предположение, что триангуляции соответствуют функциональным областям простых групп Ли верно, то я могу взять не ту группу, на которую накладывает вето Моренов, а следующую! Е восемь, замечательная группка… Известно, что сто двадцать ее плоскостей, пересекаясь, дают шестьсот девяносто семь миллионов элементов. Многовато, конечно, но жить можно. И потому, если мы не будем дробить пространство постепенно, а сразу же, на первом шаге, поделим его на шестьсот девяносто семь миллионов областей, то, во-первых, не надо будет доказывать, что это симплекс, и, значит, отпадает ворох рутинной работы, а во-вторых, при экстраполяции можно будет пользоваться целыми кусками…» Мысль Хрузова работала быстро и четко, как хронометр. Он продирался в потемках идеи мужественно и самозабвенно. «Господи, красота-то какая! Как все-таки в природе все выверено, как все взаимосвязано! Нам остается только нащупать нити и отгадать, куда какая ведет. Кажется, я вытянул еще одну ниточку… Везучий же я человек!»
Хрузов радостно засмеялся про себя. Ну, кто теперь посмеет сказать, что он пользуется не своим результатом? Такого подхода к поиску неподвижной точки нет ни у кого! Он убил целый год на сутяжничество, когда можно было, хорошенько поразмыслив, совершить обходной маневр. Эх, Хрузов, сколько ты потерял времени! Надо наверстывать…
Это была совсем другая, не та мысль, которая, ускользнув от него год назад, изредка будоражила своей призрачной тенью. Но Хрузов и ей был рад как ребенок, потому что всегда ценил отменные идеи. Хороший признак, когда к тебе возвращаются утерянные способности, подумал он. Хрузов достал записную книжку и подчеркнул в ней несколько ключевых слов: ведь он не доверял теперь своей памяти. После этого Федор положил записную книжку в карман и собрался уже встать, но тут вспомнил, что рядом сидит Лена, они разговаривают и, значит, нельзя так вот просто взять и уйти, невежливо.
Читать дальше