Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Потом — спустя два года — я уже не различала глаз редактора. Сидел напротив меня в узкой комнатке, пропахшей лекарствами, пожилой человек, и в каждом глазу у него было по четыре плюса. Может, поэтому он пропускал только ту информацию, которая в основном несла положительное.

Сгорел, допустим, где-то цех деревянных изделий. Но зато давно уже кипит работа, и весь коллектив погорельцев ударно строит новое здание.

— Как это случилось? Кто виноват? Как будет наказан?

— Девочка, милая… Не надо в лоб, не надо… Ты журналистка, а не прокурор. Твое дело разобраться, вникнуть, донести…

Все главные редакторы в книгах и фильмах закидывают львиную гриву, протирают очки и отечески-добродушно наставляют молодых. Иван Максимилианович никогда не протирал очков, и гривы у него не было. Чем-то он все-таки походил на льва, но на льва лысого и беззубого. В природе львы до такого состояния не доживают. Он сидел, почти невидимый за горами бумаги, и оттуда, как из трубы, доносилось раздраженное:

— Хевочка, билаа… Недядя в лоб. Недядя…

Бедовал со мной Иван Максимилианович. Летать учил. Чтоб не бродила я по земле и не спотыкалась на каждом шагу о вопиющие — как оказывалось, только в мои уши — недостатки. Бреющему журналистскому полету учил меня главный редактор. Взгляду «вширь», «вдаль», «вглубь». Ужасные, медные слова.

Это занимательный способ — смотреть «вширь, вдаль, вглубь», — если учесть, что некое явление находится прямо перед глазами.

И до сих пор, если я слышу, что нужно «смотреть глубже, шире и дальше», то поворачиваюсь и ухожу. Боюсь ударить по самодовольной копилке с прорезью на темени для директив.

Я должна была научиться подниматься над суетой и с сорочьей высоты «видеть главное». То, что и с высоты уже не сливается с безмятежной линией горизонта.

— Видно, как горит цех? Даже сверху видно? Тогда пиши. И побольше об яростной стихии огня и энтузиазме. Виновных видела? Нет? Тогда и не пиши о них.

Утрирую, конечно.

У самого Ивана Максимилиановича была застолбленная два десятка лет тема, выручавшая его всякий раз, когда и ему уже начинало казаться, что материалы в газете что-то стали совсем пресными. Строительство очистных сооружений.

Если б дворовый пес, зорко охраняя дом, завидел вдруг чужого, ломающего забор, какие бы громы и молнии, какие неисчислимые оскорбления изрыгнуло бы его дрожащее от ярости горло! И как бы стушевался он, как поджал хвост, как завилял бы им виновато, узнав в подошедшем мародере какого-нибудь свояка хозяина.

Что-то подобное, сгущенное до образа, виделось мне в очередной «информашке» Ивана Максимилиановича об очистных сооружениях. С той, конечно, разницей, что главный редактор не позволял себе ни собачьей несдержанности, ни собачьей ошибки — лаять на знакомых.

Немного поворчав по адресам разных пайщиков-ведомств, без указывания фамилий (будто ведомства — это просто здания, где нет людей-руководителей), слегка куснув смежников (а это вообще звездно-загадочная «черная дыра» — смежники. Это все, кроме одного — говорящего в данный момент), Иван Максимилианович заканчивал свой «острый сигнал» нетленными мичуринскими изречениями о человеке и природе, возгласами «Скоро ли мы увидим…», «Пора подойти с полной ответственностью…» и т. п., которые в переложении на собаку звучали бы как примирительное повизгивание из конуры, сопровождаемое побрякиванием цепи. Все сводилось к тому, что чистить ух как надо, ох как пора. Но кто конкретно? Когда конкретно? Это было похоже на молитву атеиста. На обращение в совершенное «никуда».

А в качестве наглядного пособия — как должен писать настоящий журналист — Иван Максимилианович подсовывал мне материалы Елены Романовны Подобед, роковой женщины редакции.

У нее были бедра. Стоит ли об этом говорить! Бедра есть у всех, например, у мужчин. Но у Е. Р. Подобед были такие бедра, что при виде их в мужских взглядах появлялась какая-то ясность. Будто решал человек что-то, бился, мучился, страдал, а он — вот где, выход. Я сначала подумала, что она ходит в галифе. Оказалось, обыкновенные джинсы. И все-таки в них было что-то от галифе. Пронзительной, почти армейской ясностью были отмечены и журналистские труды Е. Р. Подобед.

Председатель колхоза т. Иванов берет под руководство захудалое хозяйство. Бригадир т. Петров уходит из передового возглавлять отстающий коллектив.

Какой фанфарный треск, какой фимиам курится на листочках, сплошь из петита! Просто бедрами ощутимо воинственное удовольствие Е. Подобед, освещающей временные трудности и непоколебимо уверенной в их преодолении!