Полуявь несет облегчение, освежает взмокший лоб. Портьера шевелится от сквозняка, повизгивают крючки карниза.
Что это было? Дождь, чья-то роскошная дача. Темнота. Сон убегает от меня в беспамятство, бодрствование гасит страх и вместе с ним ночные видения. Ловлю последнее: чужой автомобиль, который был будто бы мой, сбил ребенка, девочку. Что это значит?
Сон матери-одиночки — вот что это. Сон, рожденный единоличной, полной, самодержавной ответственностью. Как не быть ему кошмаром?
Утро. После ночного ливня будто застиранная душная кисея наброшена на город, и кто-то далеко у горизонта дергает и безуспешно пытается стянуть ее за край. Солнце разопревшей луковицей лежит в небе. Варится в собственном соку.
Иду в контору. Странно — всего одна заявка на ремонт. По пути вижу: за оградой детского садика, в зарослях акаций у гаражей просматривается знакомая тележка с баллонами. Подхожу ближе — шипит сварка. Не иначе как делается халтурка. Эх, преждевременные радости: не беру, не берем, не халтурим, не пьем.
Только что, полчаса назад, на отметке в участке, решили, что займутся профилактикой бойлера.
Внезапно выныриваю из кустов и останавливаюсь. Капли с листвы скользят за ворот. Неприятно.
Увалень Морозов первым заметил меня. Хорошо стал держаться — как лежал на травке, так и лежит, не шелохнется. Нечто безнадежное появилось в его вольной, разинской позе, будто раньше лежал по желанию, а теперь — по приказу, но лежит. Маркус (про себя зову его Панургом, а почему — потом) отреагировал явственнее: сразу отпустил крыло, которое придерживал, захлопал по ржавой спецовке:
— Что интересно… Где спички?
Один Фарид Мухаметдинов ничем не нарушил мизансцену. В темных очках. Заваривает крыло. Весь мир для него сейчас в одной светящейся полоске шва и в подсчете. Точно ли даст хозяин, сколько обещал, и как выйдет «на брата»? Возможно, Фарид думает о том, что купит. Вина — в складчину с ребятами. Пива — домой. Жевательной резинки. Пачку или две?
Остальное в заначку, под бачок в туалете. Там спичечный коробок приделан на пластилине. Всего, с ног до головы, обыщет и обругает теща хмельного Фарида, а денег не найдет!
Главное, как откроют, сразу зайти в туалет. Смуглая его рука решительно пресекает змеиное шипение газа. Фукнула, потухнув, горелка.
Мухаметдинов снимает очки, прижмуривается, глядя на меня.
— Гы! — рот сам собой заулыбался. Молодой еще Фарид. Прежде всего улавливает юмор ситуации.
Картина изымания прибыли, даже нетрудовой, всегда драматична. А тут и вовсе. Катили-пыжились 120-килограммовую телегу. Прятались, сторожили, настраивались. Перед этим легконого бегали по квартирам в разведку: дома ли те, кто звал?
Были, были труды. Нетрудовой деятельностью это не назовешь.
Владелец машины, сияя женской поясницей, исследовал качество швов. Подняв густые брови, расстегивает кошелек. Вот тут вступаю в завоеванные права. Вид мой не вселяет никаких надежд, одни подозрения.
Джинсы, японская рубашка, «дипломат». (Внутри он переоборудован. Там инструменты для мелкого ремонта.)
Похожие на меня садятся ночью в такси, покупают, если она есть, у шофера бутылку водки, а потом предъявляют сильнодействующее удостоверение.
Везде творчество, поиск.
Хозяин «Жигуленка» в растерянности достает и достает трешки, а чего испугался — сам не знает. На этом эффекте и держится вся процедура. Останавливаю.
— На сколько договор?
Лепечет. Сумма, однако, двухзначная.
— Чтоб больше этого не было. Давайте сюда.
Поднес покорно. Мертво молчащие сантехники тоже пугают его. Отсчитываю. Кладу в бумажник. Ухожу в кусты.
Во всех смыслах незаконная сделка. Но хоть бы один пожаловался.
За спиной — визгом кочевника — прорвавшийся хохот Мухаметдинова. На повороте оглядываюсь. Работодатель наклонился к Морозову, выясняет. Морозов смотрит вдаль, энергично кусает былинку, сплевывает.
Маркус наматывает шланг. Медленно-медленно.
Фарид катается по траве.
Да как же не халтурить, когда вот они — руки. Вот сварка. Вон — человек, который просит. Все халтурят! А что в рабочее время, так ведь нет ее, работы. Все равно простой.
Так или приблизительно так думают сейчас ребята. И лукавят. Потому что профилактика бойлера — тоже работа. Правда, неспешная. Правда, ее можно оттянуть до зимы. Как-то так уж повелось, что несрочная, «негорящая» работа — вроде и не работа. Ответствен только аврал.
Ну и выпили бы на халтурные деньги и «кровные» прихватили бы. Кто-то завтра, может, не вышел бы на работу.
Читать дальше