Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Наше знакомство с Виктором Дмитриевичем состоялось при весьма анекдотичных, в полном смысле слова, обстоятельствах. На фуршете, которое наше генконсульство в Оране проводило по случаю очередной ( 66-й) годовщины Великой Октябрьской революции, хозяин торжества, генкосул Борис Васильевич Хлызов, подошел ко мне с незнакомым мужчиной лет сорока. Отпустив тираду насчет героев морских глубин, он автоматически настроил меня на ироническую волну.

- Сергей Вячеславыч, а что, можете, как главный военный среди нас, сообщить какой-нибудь свежий солдатский анекдот?

Вопрос несколько озадачил, тем более, что в этом амплуа я, откровенно говоря, здесь не проходил. Однако, не задумываясь, выпалил:

- Вообще-то, флотские байки ближе, но если угодно, пожалте. Называется «Солдатская смекалка». Рядовой Остапчук вылез на бруствер и обомлел. На траншею надвигалась вражеская армада из пятисот танков. «Абзац!» - смекнул Остапчук.

Воцарилась гробовая тишина. Спустя мгновение, ее нарушил вопрос незнакомца, который оказался не только новым вице-консулом, но и Остапчуком. В его голосе сквозила откровенная обида: «Вы это специально для меня придумали?»

Впрочем, вскоре мы подружились...

Назавтра на первой полосе местной газеты появилась заметка «Празднование 26-й годовщины революции в советском консульстве». Ее «украсила» композиция: ваш покорный слуга с рюмкой в руке, рядом - старший авиационной группы, мощным изгибом тела отправляющий свою порцию в широко разинутый рот, а чуть позади - муж американского генконсула с гримасой удивления. До сих пор не могу понять, что же могло удивить профессионального разведчика столь явно. Газету на всякий случай сохранил.

Сто пятьдесят километров промелькнули как мгновенье. Пасмурный день и ограниченное зрение не позволили оценить красоты Бени-Сафа. До визита оставалось пара часов, поэтому свернули прямо в госпиталь. Приняли замечательно, с восклицаниями и редким радушием. Персонал, преимущественно молодые женщины, увлеченно готовил стенгазету, посвященную грядущему Дню 8 марта. Консул с супругой, представив меня, удалились приветствовать шефа госпиталя, а я вверил себя в руки специалистов.

Офтальмолог Марина, изучив многострадальные глаза, заявила, что часов через шесть они будут как новые.

- Но мне через час на встречу!

- Вот и прекрасно. Только глаза будут завязаны.

- А как же я узнаю, что творится вокруг?

- Я вам расскажу, если вы конечно не против. Ну, я пошла за препаратом. Вольем и время пошло.

Она удалилась, а я как бывший факультетский редактор, внедрился в процесс созидания газеты. Газета была вполне пристойная, но ее откровенно портили «стихи», совершенно не по заслугам занимавшие центральную полосу.

- А это что за гадость? - бодро начал я, отметив, откровенный испуг, скользнувший по лицам окружающих, - …Бени-Саф, Бени-Саф на брегах раскинулся и с лукавинкой в глазах нежно к морю сдвинулся... Это, по-вашему, стихи? Вероятно, я кого-то обижаю, но это нельзя помещать в газету.

- Можно, - робко заметила одна из милых дам, - это стихи нашего шефа.

- Это в корне меняет дело, но давайте тогда, их чуть-чуть поправим, а то и сдвинуться недолго от таких текстов.

- Вы поправите, а достанется нам.

- А вы валите все на меня.

- Попробуем.

До прихода Марины все, что было в моих силах, было сделано. Затем был залит итальянский препарат, вызвавший поначалу жуткое жжение, и завязаны глаза. Я цепко ухватился за руку моего добровольного поводыря. Роль слепца, доложу я вам, не сахар.

Всецело доверяя Марине, я все же попытался получить максимум информации от оставшихся органов чувств. И вскоре почувствовал, что веселая болтовня мгновенно сошла на нет. И уже до поступления комментариев понял, что на горизонте появился шеф.

Послышались шаркающие шаги, а затем рев: «Кто посмел изменить текст?»

Звенящую тишину прервало уверенное: «Я!»

- Кто вы такой и по какому праву?

Представившись, я пояснил, что почувствовал это право, увидев надругательство над родным языком. Да еще в далекой Африке.

- Кто разрешил оказывать ему медицинскую помощь? Пускай обращается в китайский госпиталь, если такой умный!

Вот тут я действительно пожалел, что не могу взглянуть на этого типа. Затем прозвучал короткий спич, призванный напомнить кое-кому о клятве Гиппократа. Не остались незамеченными и чудо специалисты госпиталя, вынужденные подчиняться человеку, столь дурно относящемуся к собственной речи, а значит и стране.