Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Масштабы ночных пирушек приходилось наблюдать воочию во время проживания в «Андалузии», но ничто не могло сравниться по уровню чревоугодия с праздником разговения - Аид-Аль-Фитр, более известным среди советских татар как Ураза Байрам, а в среде СВС просто как День Барана. Ведь именно эти бедные животные становились не только центральной фигурой праздника жертвоприношений, но и его главной жертвой. В это день их отправляли на заклание тысячами. Делалось это в каждой семье с расчетом обеспечить куском жертвенного мяса не только ближнего, но и каждого страждущего, оказавшегося не в состоянии обеспечить себя. Бедных родственников, соседей, да и просто бродяг.

Короче говоря, дым стоял коромыслом, а кровь лилась рекой. Слава богу, что стонов и душераздирающих воплей, сопутствующих закланию свиней, не было. Баран есть баран и встречает свою смерть молча. Сбившись гуртом с «товарищами по несчастью» и грустно озирая окрестность томными влажными глазами, они терпеливо ожидали своей горькой участи. Выглядело это жутковато, особенно поначалу, да и потом мы старались уберечь своих детишек от подобного зрелища. Быстрая молитва, опытная рука проводит ножом по горлу, и баранья туша, чуть встрепенувшись, падает к ногам, окропляя землю свежей кровью. Арабы ликуют, а я невольно вспоминаю гравюру, увиденную в бывшем дворце эмира бухарского. Казнь преступников проходила абсолютно также. Вплоть до мелочей.

Но вернемся к нашим баранам. Одним из главных деликатесов у арабов считается запеченная голова, которую тотчас после «экзекуции» закапывают в угли, как у нас картофель. Впоследствии, уже будучи начальником арабского курса спецфакультета Военно-морской академии, я стал свидетелем того как эти традиции поддерживались в российских условиях. Как-то раз ливийцы пригласили меня на «День барана», который они регулярно проводили в окрестностях Пушкина, возродив тем самым овцеводство в отдельно взятом районе Ленинградской области. Арабские слушатели всех военных учебных заведений «питерского куста» сделали ставку на двух небольших деревеньках в силу ряда причин. Во-первых, было сравнительно недалеко от цивилизации, а во-вторых, с окрестных холмов открывалась чудесная панорама, способствующая укреплению праздничного настроения.

Эта поездка запомнилась мне еще и тем, что помимо дочки с сыном я прихватил с собой и любимого борзого пса по кличке Прицел. Чтобы поддерживать его спортивную форму, мне приходилось составлять ему компанию в тренировочных забегах: утром - на пять, а вечером - на целых десять километров. Благодаря этому, одышку, доставшуюся мне в нагрузку от пятнадцатилетней службы на подводных лодках, как рукой сняло.

Разрезвившись на природе, только начавшей по-весеннему расцветать, Приц на всякий случай придушил двух хозяйских кур, которые даже не подозревали, что шевелиться в присутствии русской борзой, а тем паче убегать от нее - дохлое дело. И теперь удрученный хозяин пернатых, энергично семафоря их тушками, напоминал «дорогим гостям», что не было такого уговора - кур душить! Мой пес, утративший королевский лоск в гонках по непросохшим пашням, стоял неподалеку, всем своим видом говоря - «Вот я какой молодец, внес свою лепту в общий котел!» Ливийские офицеры со смехом успокоили хозяина старым испытанным методом под названием «бакшиш» (взятка-тур.) Пес был прощен, а его добычу, как подвергнутую закланию с нарушением мусульманских норм (без молитвы), было предложено осваивать хозяину. Хозяин привык к частым издержкам компании своего четвероногого друга, похождения которого вполне достойны отдельной книги. Чтобы не слишком удаляться от основной темы, ограничусь одним случаем. Аристократическая внешность Прицела: белая ангорская шерсть с палевым подпалом и присущая всем чистопородным борзым стать, отнюдь не являлась гарантией высокого интеллекта. Да и с дисциплинкой наблюдались проблемы. Поэтому даже в командировки мне приходилось брать его с собой, домашние наотрез отказывались оставаться наедине с «летающей фанерой», как прозвали его обиженные владельцы окрестных мопсов, боксеров и бульдогов. Их он попросту терроризировал, а их хозяева пытались отыграться на нас. Предвкушая неудобства совместного путешествия, я взял его с собой и в этот раз, отправляясь в Обнинск. Реформы, сделавшие страну государством пешеходов были еще впереди, и авиабилеты были вполне доступны. Как сейчас помню, что мой билет до Москвы стоил 77 рублей, а собачий - 40.