Сара Уинман - Самый одинокий человек

Мне хотелось закричать: «ДА, я хочу по-прежнему быть частью вас! ДА, я хочу, чтобы ничего не менялось!» Но вслух я сказал: «Не могу. Ты же знаешь, что нельзя. Это ваш медовый месяц. А теперь идите. Начинайте его».

Мы махали им вслед, стоя у паба. Удачи, удачи, желаю хорошо провести время! Снова полетело конфетти. Крепкая рука Мейбл подхватила меня под спину, не давая упасть. «Холодает, – сказала Мейбл. – Пойдем-ка домой, согреем тебя». От этого я чуть не сломался. Мы молча уселись на заднее сиденье такси – мы не обсуждали, какой был замечательный день, или кто как был одет, или кто что сказал. Я видел, что Мейбл на меня смотрит. Она просунула свою ладонь в мою, ожидая, что я сломаюсь. Тогда я понял, что она знает. Всегда знала. Словно она тоже видела наше другое будущее, кружащее по орбите вокруг нас. Оно кружит, пока не упадет на землю – это случится в настоящий, идеальный день.

Это Мейбл велела мне искать работу в Лондоне. «Будешь навещать меня по выходным», – сказала она, и я неукоснительно приезжал каждые выходные. Каждую пятницу, вечером, Мейбл стояла и ждала меня на тротуаре перед лавкой, держа в руке список вещей, о которых хотела со мной поговорить. Она заранее покупала бутылку кьянти-руффино в ресторане напротив и открывала. Чтобы подышало, говорила она, словно это был какой-то маленький зверек. Иногда за столом с нами оказывались Элл и Энни, совсем как в былые времена, смех и слезы, но с небольшой разницей. Они стали пользоваться местоимением «мы» вместо имен, а у меня в сердце поселилась маленькая новая боль.

Кто же были мы – Эллис, я и Энни? Я много раз пытался объяснить это, но у меня ни разу не получилось. Мы были всем, а потом разделились. Но это я нас разделил. Теперь я знаю. После смерти Мейбл я ушел и не вернулся.

Смеркается. На бечевой тропе слишком много велосипедистов – приходится все время быть начеку. Я замерз и хочу вернуться к миссис Грин, в свою комнату. Огни моста Фолли вдруг кажутся прекрасными, манят меня.

Я хорошо выспался и встал, преисполненный мужества, готовый ко всему. Надо пойти и встретиться с ними сейчас – я знаю, что надо. Миссис Грин рада, что я впервые доел до конца ее обширный английский завтрак. Мой кашель отступил – лишь иногда я слегка прочищаю горло. Я звоню с телефона, стоящего в прихожей, – проверяю свои сообщения на автоответчике дома. От агентства недвижимости ничего нет – Лондон решил меня не дергать. Миссис Грин с радостью оставит за мной комнату еще на несколько дней. «Сколько хотите, Майкл, – говорит она. – Вы такой удобный жилец, с вами никаких хлопот». И многозначительно смотрит на одного из регулярных постояльцев, коммивояжера, только что приехавшего из Бирмингема. И, прежде чем я успеваю выйти, сует мне стакан апельсинового сока. «Свежевыжатый», – сообщает она, гордая этим фактом.

Я выхожу на осеннее солнце. Через луг колледжа Церкви Христовой – на Хай-стрит, оттуда медленным шагом к мосту Магдалины, к круговой развязке. Я приближаюсь к району Сент-Клементс и ни о чем другом не могу думать, кроме как о том, что сейчас увижу ее, мисс Вообще-то Энни, и меня одолевает тревога, я пытаюсь в мыслях совладать с тем, что произойдет, представить себе, что будет, что я скажу, как она ответит, может быть, улыбнется, мы упадем друг другу в объятия и я попрошу прощения… не знаю… по дороге к книжной лавке я успеваю перебрать несколько сценариев. Я подхожу сбоку и осторожно заглядываю мимо разложенных на витрине книг в глубину лавки. Никого не видно. Я открываю дверь. Звенит колокольчик. У Мейбл в лавке тоже был колокольчик над дверью.

«Минуту!» – кричит она из задней части лавки. О, этот голос.

На прилавке рядом с биографией Альбера Камю (1913–1960) исходит паром чашка с капучино. Отпиваю. Крепкий и сладкий, ничего не изменилось. Отпиваю еще и оглядываюсь. Вот «Художественная литература R – Z» в прекрасном высоком дубовом шкафу. Вот кресло в алькове, чуть в стороне. Она ставит музыку. Чет Бейкер. Хороший выбор, Энни.

«Иду!» – кричит она. О, этот голос.

И вот она идет. Выходит из-за книжного шкафа – светлые волосы сзади собраны в хвостик, спереди падают на щеки, на ней комбинезон с лямками поверх джемпера. Она останавливается. Прижимает ладонь ко лбу.

Я распахиваю объятия и говорю: «О капитан, мой капитан!»

Она молчит. Я ставлю ее кофе на прилавок. Чет Бейкер изо всех сил создает романтическую атмосферу.

«Ты сволочь проклятая», – говорит она.

«Я идиот», – подтверждаю я.

На это она улыбается. И вот теперь падает ко мне в объятия.