Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

При медико-криминалистическом исследовании я установил, что оба больших рожка были сломаны у мест их прикрепления к телу подъязычной кости. При этом признаки сжатия — мелкозубчатые, как бы смятые края переломов, располагались на внутренней, а признаки растяжения — ровные края переломов, — на наружной поверхности кости.

Кроме того, правый большой рожок был надломлен посредине — на его наружной поверхности имелся разрыв компактного вещества с ровными краями. То есть подъязычная кость была сломана по сгибательному типу — в результате приложения травмирующей силы в области ее больших рожков. Причем справа — ближе к концу рожка.

Такие переломы наблюдаются при странгуляционной механической асфиксии — сдавлении шеи рукой постороннего человека. Самому себе подобные переломы причинить невозможно. Большие рожки подъязычной кости полностью срастаются с ее телом обычно к 25 годам. В старческом возрасте подъязычная кость и хрящи гортани полностью окостеневают. Никаких повреждений хрящей гортани я не нашел.

Образовалось одна проблема — определение прижизненности переломов (этот вопрос стоял в постановлении). Так как мягкие ткани и внутренние органы практически полностью распались, категорически судить о прижизненном причинении переломов, а следовательно, и о причине смерти было нельзя. Но учитывая, что труп ранее не вскрывался и другой повод для возникновения переломов трудно было предположить, эксперт сделал осторожный вывод о вероятном прижизненном причинении переломов подъязычной кости и наступлении (в этом случае) смерти от механической асфиксии.

После ознакомления с результатами экспертизы эксгумированного трупа подозреваемый признался в том, что действительно задушил бабушку рукой.

Я читал протокол допроса М.: «Когда я схватил ее рукой за шею и сжал, что-то хрустнуло, и бабаня умерла очень быстро. Она, наверное, даже испугаться не успела». Как говорится, и на том спасибо. М. также показал, что, задушив бабушку, он ничего не сказал матери: ее в момент убийства не было дома.

Он попросил свою знакомую — врача И. — помочь со свидетельством о смерти, без которого похоронить труп невозможно, пообещав «хорошо заплатить». И. где-то достала бланк и подделала свидетельство. М. удалось зарегистрировать смерть в загсе, и они с матерью похоронили бабушку.

Кстати, как рассказал М., врачу за «услугу» он так ничего и не заплатил. Денег у него не было — все уходило на выпивку. Только через полгода М. по пьянке признался матери, что задушил бабушку. Но мать «пожалела» сына и тогда не сообщила никому об убийстве.

Дела переданли в суд, и М. осудили за убийство бабушки и за причинение тяжких телесных повреждений матери. У следователя были основания привлечь мать убийцы за сокрытие преступления, но так как она сама пострадала от него, следователь не стал возбуждать уголовное дело.

Примерно в том же году летом с дежурной группой мы выехали в поселок Туганской птицефабрики Томского района. В двухэтажном кирпичном доме жила семья работников птицефабрики — муж с женой (около 45 _50 лет) и мать жены, старушка 85 лет. Отец жены (муж старушки), 88 лет, жил один в своем доме в поселке Тимирязево под Томском. Жена ушла от него вместе с дочерью 27 лет назад, не выдержав его беспробудного пьянства и постоянных побоев. Муж пообещал и жену и дочь («неблагодарных!») придушить… Семья с ним практически не общалась, лишь изредка дочь навещала отца. В последнее время старик стал часто болеть, управляться с хозяйством ему было не под силу. Супруги съездили к отцу, уговорили его продать дом и переехать к ним, чтобы дожил он последние годы под присмотром. Накануне дед как раз перевез к ним свои нехитрые пожитки. Утром супруги ушли на работу, договорившись, что вечером отметят возвращение отца и его «новоселье». Дед остался вдвоем с женой и, ничтоже сумняшеся, задушил ее. Дети, вернувшись с работы, обнаружили труп матери и вызвали милицию. Приехав на место, мы увидели стандартную двухкомнатную «хрущевку» с обычной для тех лет скромной обстановкой в зале. В правом углу у балконной двери на тумбочке стоял здоровенный фикус, рядом с ним — круглый обеденный стол. За столом сидел щуплый, неприметный старичок и пил какое-то винище из «огнетушителя». Под столом валялся «огнетушитель» же, но уже пустой. На наше появление он никак не прореагировал. Во второй комнате (спальне) из мебели был только старый платяной шкаф и у стены — раскладушка, на которой лежала маленькая хрупкая старушка — «божий одуванчик», до плеч прикрытая покрывалом. На голове аккуратно повязан белый платочек. Из одежды — халатик и простая застиранная ночная рубашка. При внимательном осмотре ни на голове, ни на шее, нигде вообще повреждений я не нашел. Трупные явления соответствовали давности смерти около 6–8 часов, т. е. умерла бабушка сразу после ухода детей на работу. Я вышел к хозяйке и спросил: «А почему вы, собственно, решили, что ее кто-то задушил?». Вытерев слезы, она сказала: «Так когда мы пришли, дед первым делом и сообщил об этом». Следователь описал обстановку в квартире (кстати, писал он на кухне, так как в комнате было темновато), я продиктовал ему данные по трупу. Закончив, протокол и прочитав записанные оперативником объяснения хозяев, следователь спросил: «А где убийца-то?». Тут подал голос доселе безмолвный и незаметный старичок: «А я убивец и есть!». Следователь попытался взять у него объяснение, но после двух «огнетушителей» дед только смог пробормотать: «Я — такой! Сказал, что придушу — и придушил!», после чего уснул прямо за столом. Следователь поостерегся везти старичка в райотдел — вдруг еще помрет по дороге или в «обезьяннике», и наказал участковому, когда дед проспится, взять с него объяснение и подписку о невыезде. На вскрытии я не нашел никаких внешних повреждений. При внутреннем исследовании все органы бабушки были в состоянии крайней старческой дистрофии — я такое видел за все время раза два. Между подъязычной костью и гортанью с обеих сторон имелись едва заметные очень бледные кровоизлияния диаметром не более сантиметра. Признаки асфиктической смерти были выражены также очень слабо. Только при гистологическом исследовании удалось доказать прижизненность кровоизлияний и найти некоторые признаки асфиксии. Старушка умерла скорее от испуга.