Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

Я смотрел на Вальку и никак не мог определить, кто лучше — она или внучка Кондратьевича.

В Анютиной красоте преобладала строгость. Она воспринималась как картина в Третьяковке, настраивала на торжественный лад, вызывала уважение. Валька искрилась, манила, притягивала, возбуждала. Глядя на Вальку, хотелось петь и смеяться.

«Обе хороши, — подумал я. — Но Валька, пожалуй, все же симпатичнее и… доступнее».

Валька разглядывала меня с откровенным любопытством. Ее подруги — чернявая в плюшевом жакете и курносая в телогрейке — хихикали.

— Как же ты попал в наши-то края? — спросила Валька.

— Насчет работы интересовался, — ответил я.

— И что ж ты вызнал?

— Есть работа. Сколько хочешь.

— Где же ты ходил?

— В «Красном партизане» был.

— Тю-ю!.. — удивилась Валька. — Это же наш колхоз. Мы живем в том хуторе… Чего ж я про тебя не слушала?

— Так мы ж… — начала чернявая.

— Верно, — спохватилась Валька. И пояснила: — Мы до самого отъезда валандались — курей на продажу резали.

«А! — вдруг вспомнил я. — Видимо, про нее говорил Кондратьевич».

— А я про них слышала, — сказала курносая. — Маманя давеча гутарила: москвич на хуторе объявился и на квартиру к Давыд о вым стал.

— К Давыд о вым? — воскликнула Валька. — Кто ж тебя определил к ним — председатель наш или Василь Иваныч, телок?

— Кондратьевич, — сказал я.

— Тю-ю!.. — Валька рассмеялась. — Вота же чертяка! Прежде все ко мне сватом ходил, а теперь Анюткину жизню решил устроить. На хуторе гутарять — она внучка ему.

— Знаю, — сказал я.

— Знаешь? — Валька недоверчиво посмотрела на меня. — Откуда знаешь-то?

— Маманя гутарила — Кондратьевич сам признался, — сказала курносая.

— Признался? — Валька распахнула васильковые глаза. — А я-то думала — брешуть люди. У нас на хуторе люблять языками чесать. Про меня бо знать что гутарять.

Валькины товарки переглянулись, и я подумал, что про нее, видать, рассказывают не только небылицы.

— Анютку-то видел? — спросила Валька.

— Видел.

— Ну и как она тебе?

— Красивая девушка.

— На выданье. — Валька усмехнулась.

Продолжить разговор не удалось — в купе вошел ревизор.

За ним, словно тень, двигался проводник. Покосившись на меня, он сказал:

— Я этих гражданок не сажал — они нахально влезли. Ревизор пробил щипчиками мой билет и обернулся к Вальке.

— А у вас, гражданка?

— Не достали, — сказала Валька и улыбнулась ревизору. Я решил, что он сейчас тоже улыбнется и отвяжется от Вальки, но ревизор строго спросил:

— Штраф платить будете или?..

— Ни гроша у нас. — Валька подняла ватник, вывернула карманы.

— Высадим, — сказал ревизор.

— Только посмейте! — Я выпятил грудь.

Ревизор перевел взгляд на меня.

— А вы, гражданин, не вмешивайтесь. Ясно?

— Как это так — не вмешивайтесь?

— А так, — сказал ревизор.

Я вдруг увидел: одна рука у него не рука, а протез. Стало неловко. «Свой брат, фронтовик», — сообразил я и, скрывая смущение, спросил с нарочитой грубоватостью:

— Сколько платить?

— За троих?

— А то за скольких же?

Ревизор поморщил лоб.

— Двести семьдесят шесть рублей с вас.

Я молча отсчитал деньги.

Когда ревизор ушел, Валька сказала, обратившись к подругам:

— Посля отдадите ему.

— Как только расторгуемся, — в один голос проговорили подруги.

— Не надо. — Я махнул рукой.

Моя щедрость, видимо, произвела на Вальку впечатление. Пока это не проявлялось ни в ее словах, ни в жестах, но я чувствовал — еще немного, и что-то произойдет. Вагон спал, и только мы, возбужденные стычкой с ревизором, бодрствовали. Чернявая сладко зевнула, похлопала рот ладошкой.

— Лягайте, девоньки, — сказала Валька. — А я позорюю с москвичом.

Валькины подруги опутали вещи веревками и, навалившись друг на дружку, быстро уснули.

Валька вытащила из волос шпильки, взяла их в рот, тряхнула головой. Золотистый пучок распался, волосы упали на плечи, побежали, разбившись на мелкие ручейки, по груди и спине. Кофточка у нее расстегнулась. Валька взглянула на меня и положила палец на пуговку.

— Пусть, — пробормотал я.

Она сняла пальцы с пуговки и стала причесываться. Она стояла в проходе — чертовски красивая бестия с распущенными волосами, а я смотрел на нее и молчал. Собрав волосы в пучок, Валька вопросительно взглянула на меня:

— Посидим чуток?

Я шумно вздохнул.

Валька улыбнулась:

— Тишком, — и показала на место подле себя.