Так я думал до тех пор, пока на перроне не появились три молодые бабенки с корзинами и кошелками, перекинутыми через плечо, с тяжелыми ведрами в руках, в которых горбилось что-то, накрытое чистыми тряпками.
Одна из бабенок — крутолобая, стройная — была в распахнутом мужском ватнике, в тяжелых сапогах, в съехавшем набок платке. Она смеялась, озорно и игриво поглядывая по сторонам. Почти все мужчины повернули головы и стали смотреть на эту занятную бабенку. Она видела это и открыто улыбалась мужчинам.
Обойдя перрон, бабенки сгрузили свои пожитки около моей корзины. Они были слегка навеселе, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза: во всяком случае, я подумал об этом только тогда, когда подошел к ним почти вплотную, — на меня пахнуло сивушным духом.
Звали красивую бабенку Валькой. Я отметил про себя, что подруги обращаются к ней почтительно — так, как обращалась солдаты-первогодки к фронтовикам, чьи руки огрубели на войне, а гимнастерки пропитались потом.
Парни — их было на перроне человек восемь — стали подкатываться к Вальке. Вначале они просто проходили мимо, роняя на испачканный мазутом песок тлеющие кусочки крупно измельченной махорки, потом стали кружить возле нее, как мухи у меда, бросая безобидные и вроде бы ничего не значащие фразы, которые можно было истолковать и так и этак. Валька оказалась бойкой на язык: она отвечала парням, и это, должно быть, вселило в них уверенность. Один из них — с нахальными глазами — подошел к Вальке и что-то сказал ей шепотом.
— Смелый! — Валька усмехнулась, в упор посмотрела на парня, и я тотчас понял, что у него нет ни малейшего шанса. Это почему-то понравилось мне.
В Вальке было что-то такое, что завораживает с первого взгляда, заставляет колотиться сердца. Я чувствовал это сам, я видел это по лицам других мужчин. Вальку не портил ни мужской ватник, ни грубые сапоги. «А если бы ее одеть, — подумал я. — Она могла бы быть самой заправской красавицей». Я вспомнил прочитанные книги и решил, что раньше из-за таких, как Валька, мужчины вызывали друг друга на дуэль, пускали себе пули в лоб. У Вальки были красивые ноги. Она, несомненно, знала это и беззастенчиво выставляла их напоказ. Закидывая руки, она то и дело поправляла спадающий на шею платок: платье приподнималось, обнажая колени, и все мужчины, наверное, испытывали в эти минуты то, что испытывал я. Я подумал, что она, должно быть, легко сходится с теми, кто нравится ей, и мне мучительно захотелось, чтобы эта красивая женщина обратила на меня внимание. «Может, удастся заговорить с ней», — подумал я. О большем я и не помышлял. Желая привлечь ее внимание, я с самым беспечным видом опустился на корзину, корзина заскрипела, застонала под тяжестью моего тела.
— Смотри, раздавишь, — сказала Валька.
«Может, очки надеть?» — Я нащупал в кармане футляр и тут же подумал, что очкарик вряд ли понравится такой женщине.
Валька изогнула бровь и, обратившись к подругам, произнесла с плохо скрытой досадой:
— А он, видать, девоньки, немой.
«Запела, пташка», — обрадовался я и стал лихорадочно подбирать слова, которые могли бы сразить Вальку. Подходящие случаю слова, как нарочно, не находились: на языке вертелись самые банальные, пошловатые фразы, какими обычно начинают трали-вали все парни.
На мое счастье, прозвенел колокол. Пассажиры бросились к вокзальной двери. А Валька одной из первых. Я попросил ее подруг присмотреть за корзиной и тоже ринулся в толпу, образовавшуюся у входа.
Валька была чуть впереди меня. Я ничего не видел, кроме нее. Я отдал бы полцарства, если бы оно у меня было, за то, чтобы очутиться в эти мгновения возле Вальки. Стараясь приблизиться к ней, я стал работать плечом и локтями. До Вальки то можно было дотянуться рукой, то она оказывалась от меня в двух-трех метрах. Домотканый платок у нее сбился, волосы растрепались. На мгновение меня прижали к ней. Валька обернулась. Меня ослепили васильковые глаза, очерченные частоколом длинных ресниц.
— Извините, — пробормотал я.
Валька хотела что-то сказать, но не успела: напирающая сзади толпа втолкнула нас в дверь, из которой мы выскочили в зал ожидания, как пробка из бутылки.
— Чуть ребрышки не обломали, — сказала Валька и поправила платок.
— Только бы уехать. — Я старался не смотреть на нее, но ничего не мог поделать: глаза искали ее лицо.
— Уедем! — уверенно сказала Валька.
У окошечка кассы уже образовался хвост. Молоденькая кассирша с остреньким личиком, в котором было что-то птичье, писала мелом на черной доске, не обращая внимания на крики и не отвечая на вопросы.
Читать дальше