Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

— Да верю, верю! — почти закричал Никита. — Кто забирает? Нас тоже заберут?!

— Тихо, — шикнула Катя. — Я же сказала — я покажу.

— Не надо показывать! — взмолился Никита. — Расскажи лучше.

— Ты не поверишь.

— Поверю! Честное слово, во все поверю — и в конец света, и в параллельный мир…

— А в то, что расскажу, — не поверишь.

Кусты расступились, и они вышли… в тот же самый ельник.

Шли уже, наверное, целый час или больше, никуда не сворачивая. Ельник не заканчивался, он был везде, насколько хватало глаз. С нижних ветвей, сухих и мертвых, свисали разноцветными лохмотьями лишайники. Толстый слой хвои пружинил, поглощая звуки. Жидкий пригородный лесок стал дремучим, зловещим.

Какая-то тень мелькнула у покрытой мхом коряги впереди. Никита присмотрелся. Наверное, птица или белка, подумал он и тут же уловил краем глаза новое движение, правее и ближе. И снова там не обнаружилось ничего, кроме елок и чахлых кустиков малины. У Никиты иногда случалось подобное с перепоя: он замечал периферическим зрением чьи-то еле заметные шевеления. Первый шаг к настоящим чертям.

Но Катя тоже, кажется, что-то увидела. Остановилась, пригнулась, точно приметивший дичь охотник, жестом приказала Никите — молчи. Секунду спустя впереди опять мелькнула и спряталась тень. И опять. С каждым разом она оказывалась все ближе, но ее никак не получалось разглядеть. Покажись, со злостью подумал Никита, так-то все пугать умеют, а ты покажись, тогда и узнаем, стоит ли бояться.

Высокий и узкий бугор вырос из-под земли ровно там, куда он смотрел. Будто гриб в ускоренной съемке. Молниеносно вытянулся в человеческий рост — и провалился обратно, взметнув сухие иголки. От неожиданности Никита остолбенел и не сразу заметил, что делает Катя. А она торопливо стаскивала через голову ночную рубашку. Бугор возник метрах в десяти, он стал выше и продержался дольше. Достаточно долго для того, чтобы разглядеть, из чего он состоит: из оплетенной корнями толщи земли с застрявшими в ней ветками и листьями. Бугор мерно покачивал верхней частью, как поднявшая голову змея. И тут кто-то ударил Никиту по лицу.

— Наизнанку! — Катя трясла его и шлепала по щекам. — Павлов! Одежду наизнанку!

Ночная рубашка снова была на ней, швами наружу.

Никита стоял столбом, и Кате самой пришлось содрать с него футболку и вывернуть. Земляная масса вспучилась прямо перед ними и выросла до верхушек елей. Никита отчаянно пытался отыскать в этом колоссе человекоподобные или хотя бы звериные очертания, но их не было. Просто огромный шевелящийся столб земли, корней и листьев. Достигнув невообразимых размеров, столб начал складываться, как будто… да, он наклонялся к ним.

— Лес честной, царь лесной, — звонко, как пионерскую клятву, затараторила Катя, — от нас, грешных, отворотись…

А Никита неотрывно смотрел на земляного исполина и силился увидеть в переплетенной корнями массе лицо. Хотя бы намек, пусть даже это окажется самая чудовищная морда. Потому что ощущение пристального взгляда отсутствующих глаз было невыносимым. Из слежавшейся земли, кажется, начало вылепливаться что-то похожее на кривую щель рта и пустые глазницы… и тут оно перешагнуло через них, засыпав сверху мусором. Перенесло себя, точно гигантская гусеница-землемер, на то основание, в котором Никита почти высмотрел голову. Перенесло — и рухнуло, втянулось в сухую лесную почву, подняв тучу пыли.

— Беги! Не оборачивайся! — Катя толкнула Никиту в спину.

И они кинулись прочь, не разбирая дороги…

Наконец Катя зацепилась за что-то и упала. Боль полыхнула в ободранных ладонях и коленках. Отплевавшись и проморгавшись, она увидела над головой победно, будто флаг, развевающуюся на ветке полоску полиэтилена. Отмечать изученную часть леса обрывками пакетов она начала не так давно: в доме закончились бесполезные тряпки.

Они снова были на тропинке, ведущей к забору. Катя перевернулась на спину и закрыла глаза. Никита плюхнулся рядом.

— Видел? — отдышавшись, спросила Катя.

— Видел… Что это было?

— Леший.

Она сказала это так спокойно, что Никита сразу понял — не шутит. Мелькнули в памяти лукавые, но в целом благодушные деды с бородами из мха и грибными шляпками на головах. Старичок-лесовичок, дядюшка Ау — что угодно, только не обвитый корнями земляной столб до неба…

Катя потянулась, хрустнула шеей и хотела сесть, но Никита навис сверху и не дал подняться:

— Рассказывай.

И Катя наконец рассказала, быстро и путано, эту свою теорию. Что с тех пор, как Вьюрки замкнулись, здесь появились новые жители — она называла их «соседями». Везде теперь кто-то живет, и, скорее всего, именно эти тайные обитатели превратили садовое товарищество в заколдованное место. Его все по сказкам знают — «ни доехать ни дойти». И, соответственно, не выйти. Сами дачники тоже иногда в кого-то превращаются — не все, только некоторые. Может, они изначально с «соседями» в родне состояли, а может, опыты на них ставят, как с подменышами. Зинаида Ивановна с Тамарой Яковлевной, к примеру, ведьмы — травяная и звериная. И не надо так смотреть, это так называется. А Кожебаткин, наверное, оборотнем был, только неопытным, телами поменялся, вместо того чтобы превратиться. Те, кто теперь во Вьюрках и вокруг, тоже сначала всё косо-криво делали. Но они учатся. И забирают людей — изучать. И подменышей присылают, чтобы подглядывали да подслушивали. «Соседи» так всегда делали, они любопытные, а люди для них такие же малопонятные потусторонние твари, как они — для людей.