— Значит, вы не будете возражать?
— Нет.
Матросы спускали шлюпку на воду.
Вейс подошёл к Крейгу.
— Не держите на меня зла, господин капитан. Для всех я хочу быть с теми, кто поделился своей кровью с морем, когда потопили «Лизард». Скажите, что я давно уже мертв, и вы, ей богу, попадёте в самую точку. Прощайте.
— Иди к черту!
Крейг спустился в шлюпке. Четверо матросов разом откинулись назад и налегли на вёсла.
* * *
Фрэнсиса Крейга высадили в десяти милях от Портсмута.
Десять миль Крейг прошёл пешком.
Он подошёл к Портсмуту со стороны кладбища.
Осмотрев неровную, высокую ограду, семейные склепы баронов и графов, возведённые на пологих, зелёных холмах за кладбищем, он толкнул ногой калитку и зашагал между могил.
Воздух застыл над крестами.
Цветы накрыли кладбище невидимым колпаком пряных запахов…
* * *
А теперь, подумал Господь Бог, не создать ли мне человека по имени Френсис Крейг?
Из подготовительных материалов к повести:
фрагменты, фразы, наброски
Перл Джойс был ранен и чудом выжил. Он рассказывал, что знает, что такое смерть — это когда на небе начинает расти трава, а потом ты летишь в эту траву, вроде бы с того неба, которое выше этого, что у нас над головой.
«Это обман природы, — возражал Теркел, — я тоже был ранен и лежал, уткнувшись лицом в землю. А когда открыл глаза, земля была так близко от глаз, что казалось — земля не наверху, а подо мной».
Говорил: сначала подумал, что его уже засыпали, потому что боль была тяжела, как двухфутовый слой земли над головой, но потом всё стало на свои места, и он понял, что засыпан не землёй, а болью.
* * *
Он вспомнил того грязного, слепого старика, от которого разило потом и гнилым перегаром. Он мыкался по залу таверны, налетал на людей, столы, стулья и упрямо двигался от препятствия только влево, как танк без левой гусеницы. Вспомнил, как поймал его за руку и спросил:
— Что ты ищешь, приятель?
Он вздрогнул, точно его поймал за руку бог.
— Я ищу выход. Покажи, где выход.
Священник подтолкнул его к выходу.
Он остановился и неожиданно сказал:
— Нет. Это вход.
* * *
Глядя на толпившийся на площади народ, на махавшие из окон женские платочки, на оживленные стайки детей, Батлер с эшафота сказал:
— Безлюдная страна, безлюдные площади.
Голова его покатилась, как горшок с горящими углями. Лучше быстрая смерть, чем медленная жизнь.
* * *
Орган был не популярен. Но сюиты Перселла, в конце концов, переложили на орган, и самые грустные из них звучали, как несуществующий шум моря в горловине раковины, и были ничем иным, как ровным глухим и тихим шумом тишины в ушах замерших в ожидании людей, которые верят, что услышат его.
* * *
Срок жизни точно рассчитан на количество наших страстей и желания так, чтобы к старости мы не могли бы чего-то хотеть. Бессмертие не нужно человеку, потому что он не камень. Чтобы от жизни получать радость, мы должны хотеть, радость нам приносят сбывшиеся и даже не сбывшиеся желания, всё, что бабочка переживает за одну ночь.
* * *
Он смотрел на потолок и думал, что все вопросы, на которые даны непонятные ответы, растворяются в отчаянии, потому что сознание человека, пока он жив, прокладывает слишком узкую дорогу для двоих, и по дороге этой можно идти только один за другим, но не вместе, и проложенная дорога, как правило — всего лишь тёмные мили беспросветного пути — по городам, пыльным и неуютным, по полям — под зимней, весенней, летней, осенней тоской, через реки — по мостам, вплавь, в брод, по берегу.
* * *
Гречиха и рожь под солнцем светились, переливались, как ровная шерсть, ветер словно играл чистыми загривками; у природы нет ничего забытого…
* * *
Извержение красоты…
* * *
А когда через много лет придет твое время, будь спокоен, ничего не бойся. Смирись, это неизбежно. Знай — ты уходишь отсюда — ко мне.
* * *
Люди более всего лживы на исповеди, ибо главное для них на исповеди обелить себя…
* * *
История человека кругла, как земной шар.
* * *
Выясняется, что уметь все — это крайне мало.
* * *
Корабли много быстрее рек, но ни один корабль не может взять на буксир реку…
* * *
А потом я почувствовал себя так, словно умер тысячи и тысячи лет назад и вернулся теперь издали веков, чтобы вновь увидеть, посмотреть, поймать промелькнувший луч, мимолетное, короткое событие света, которое при недолгой, в общем-то, жизни моей и было самым главным.
Читать дальше