Дмитрий Бакин (Бочаров)
Про падение пропадом
Эта памятная книга посвящается
матери Дмитрия —
Татьяне Яковлевне Бочаровой, родившей его,
вырастившей его и утратившей,
подобно тому, как утрачивают
собственное сердце
В эту книгу включено, по существу, всё, что успел написать до своего раннего ухода из жизни (7 апреля 2015 г. в возрасте 51 года) один из самых загадочных и интересных, по мнению ведущих критиков, прозаиков России второй половины XX и начала XXI веков. Повести и рассказы Дмитрия Бакина переведены и изданы на основные языки мира. Последнюю книгу, изданную в Японии, в Токио, и высланную ему, он уже не увидел. Здесь представлены рассказы, известные по книге «Страна происхождения» (1996 г.) и написанные в более поздние годы и публиковавшиеся в столичных журналах «Знамя» и «Новый мир», три главы из незавершённого романа «От смерти к рождению», повествовательный контур исторической повести с условным названием «Френсис Крейг, или Флирт с виселицей».
В Приложении публикуются последнее и единственное интервью писателя, данное в 2008 г. интернет-газете, письма из армии (1982–1984 гг.), отклики и отзывы известных критиков и литературоведов на первые и последующие его публикации, а также другие материалы, связанные с его именем.
Рисунки в книге — Дмитрия Бакина.
«…еще в юности меня влекло нерасторжимое, канонизированное мною братство деревьев в лесу, еще тогда я желал встать среди них, оставаясь самим собой, и стоять, вросшись в твердь столько, сколько суждено, молча принимая каждый круг года, вверив надобность движения земле и ветру, вверив судьбу короедам или зубьям пилы, и все для того, чтобы не со словами, а с далеко слышным сухим треском, в одночасье рухнуть оземь».
Дмитрий Бакин
Отец и мать не должны хоронить своего сына.
Отец не должен писать некролог, даже если это и выглядит как личное прощание с тем, кто был твоей неосознанной опорой, а ты открыл это только тогда, когда стоял уже у его гроба.
Сын начал писать рано. Из написанного давал почитать лишь отдельные абзацы — проверить грамматику. Сюжеты и стиль мы не обсуждали.
Когда его начали стремительно печатать, он не воспринял это как безусловное признание — писать чаще не стал. Работу водителя не оставил. Один из его французских критиков заметил: «Это — литературное самоубийство».
Рядом с Дмитрием не оказалось человека, способного убедить его в том, что писать — его главное призвание. Не оказалось прежде всего меня — его отца. Я, как всегда, был в командировке. Но даже когда мы были рядом, мне редко приходило в голову поинтересоваться его творческими планами. «Я не могу до тебя достучаться» — была его фраза, обращённая ко мне. В более позднее время, особенно в годы его тяжёлой болезни, достучаться до него не мог уже я. В сущности, внутренний мир сына, как и образ жизни, стали для меня недоступными. Изменить эту ненормальность мы стремились оба — и стремились искренне. А что мешало — так и не поняли. Бессильна была и мать.
О том, что Дима пишет, не знал никто. Ни один из его друзей. Только отец и мать. И только его жена Рита.
Наш единственный сын взял псевдоним Дмитрий Бакин из принципиальных соображений. Он не считал писательство профессией. Санитара больницы после школы — да. Водителя — да. Солдата — да. Всё это он прошёл. Но не писателем.
О моей журналистской профессии он имел особое представление — как и о журналистике в целом. Когда я улетал на тот или иной континент, он говорил: «Великие перелёты ради незначительных целей».
Я летал, а он рос. Он ходил по земле, работал, думал. Я же отмахивался от жизни пустыми словами: кто много видит, тот мало думает. Сын мало видел, но много думал.
Легковесное отношение к жизни он порицал чуть ли не с юности. Он считал: с течением веков и даже лет люди лишаются прежней основательности. Люди лишаются веса и мудрости. Во многих всё явственней проявляются необратимые свойства испарений, говорил он.
До того момента, пока он не женился, пока не родились двое его замечательных ребят — сын и дочь, он жил вместе с нами. Верным признаком того, что в воскресный день он пишет, была плотно закрытая дверь в его комнату. Из-за двери доносилась одна и та же музыка. Он слушал записи произведений Генри Пёрселла.
Читать дальше