Денис Епифанцев - Слова и жесты

И все равно – каждое из этих отражений не я.

Для меня быть собой – сознавать себя, думать, принимать решение, основанное на том анализе, который мне доступен. Вот что значит быть мной.

Отбери у меня способность мыслить, и меня не станет.

И тогда не станет ни сына, ни любовника.

Эта способность и делает меня человеком, способным действовать. Способным принимать решения. Эти решения складываются в цепочку событий. Каждое из этих событий имеет свои последствия и каждое из этих последствий – только моя вина и только моя заслуга.

Способность мыслить, принимать решения и принимать последствия своих решений – вот что такое человек, про которого уже и можно говорить: друг, любовник и сын.

Но это еще и память.

Я – это память.

Иногда я замираю и смотрю вокруг себя, чтобы точно зафиксировать, сделать трехмерное фото мгновения. Все, что сейчас снаружи, и все, что я сейчас испытываю. Запомни, говорю я себе – сейчас ты счастлив. Запомни. Когда тебе будет очень больно, вспомни этот момент – он поможет тебе выжить.

Запомни, говорю я себе. Сейчас тебе очень больно. Когда ты будешь счастлив, вспомни этот момент. Помни, что когда-то тебе было так невыносимо больно, что ты думал, что это и есть смерть. А это не было смертью. Ничто не смерть – кроме смерти.

Помни, каким ты был. Помни, как ты думал. Помни, что с тобой случалось. Помни все. Человек без памяти обречен бродить в пустоте и одиночестве. Мы все обречены бродить в пустоте и одиночестве, но у тебя хотя бы будет другой ты. Тот маленький мальчик, который бежал, и упал, и разодрал ладони и колени в кровь, и теперь ты видишь, как сквозь тонкую ободранную кожу набухает кровь и прилипли мелкие камешки. Ты смотришь своими глазами на эту кровь и эти камешки – как все блестит на солнце этим июльским прохладным утром. У тебя сегодня день рождения и тебе двенадцать лет. Ты этими руками чувствуешь ту режущую боль. Этот мальчик всегда рядом с тобой. Это всегда – ты.

Помни, какой ты сын. Помни, какой ты друг. Помни себя влюбленным и любимым.

Думай.

Зачем бы еще все это?

Машина с выключенными фарами въезжает на взлетно-посадочную полосу.

Здание аэропорта освещено. Напротив стоит одинокий самолет. Он выделен прожекторами. Позади – черная, четкая длинная тень. Вдоль бока тянется красное набранное псевдостаринным шрифтом слово «Россия» с завитками и крендельками. Вокруг невероятная тишина. Невероятная еще и потому, что аэропорт всегда звучит, тут всегда шум моторов, двигатели набирают высоту, шасси касаются асфальта. Сейчас ничего этого нет. Такая тишина бывает в заброшенных зданиях заводов. Ты идешь по цеху и слышишь звук всех станков, что тут были. Так и здесь. Тело подсказывает звук самолета. Но его нет, и голова от этого немного кружится.

Все остальные самолеты убраны. Вокруг стоит предрассветная дымка. Темнота, как будто запылилась.

В самолете пятьдесят человек заложников и десять террористов. Самолет, по их утверждениям, заминирован. Я вижу спецназовцев, сидящих у шасси самолета. Они пробрались туда, когда подъезжала машина заправки.

Дождь перестал. В воздухе тонкий запах осени: немного бензина, сухой травы и мокрого асфальта. Зябко.

Жека открывает багажник и вынимает сумку. В сумке фотоаппарат, объективы, вспышки. Она бросает сумку на заднее сиденье и достает фотоаппарат. Мы с Машей курим чуть в сторону. Где-то в траве свербит цикада.

– Никогда не мог понять, с какой стороны идет звук, – говорю я, выдыхая дым, – когда они стрекочут, всегда кажется, что с другой стороны, а потом у тебя из-под ног выпрыгивает такое чудовище размером с комнатную собаку, и звук прекращается, и оказывается, что ты шел прямо на него, хотя думал, что специально идешь в другую сторону. Ты не замечала такого?

Маша молчит.

– Может, поедем потом в караоке? Ты как? Еще не устала?

Мы курим. Молчим. Слушаем цикад. Аэропорт и самолет кажутся заброшенными. Только электрический свет, который запутался в проводах и все никак не погаснет. Последний затянувшийся спазм электричества. Такой момент бывает в фильмах про конец света: цивилизация погибла, а мы последние люди на земле.

Хотя нет. Я вижу, как спецназовцы под самолетом начинают шевелиться. Один из них приоткрыл люк в дне и втекает внутрь. Свет такой яркий, что это похоже на театр теней. Одни черные силуэты вместо людей. Я считаю – один, второй, третий.

Жека сует мне в руку бутылку шампанского и смотрит в фотоаппарат, настраивая.