Денис Епифанцев - Слова и жесты

– Меня знаешь, что удивляет, – говорю я Оксане, – вот ты вроде милая девушка, управляешь ночным клубом, спишь периодически с другими милыми девушками, потребляешь легкие наркотики, занимаешься спортом, много читаешь, путешествуешь четыре раза в год в разные интересные места. Действительно интересные. Не идиотка. У тебя высшее образование. Ты умна, начитана, интересна во многих смыслах и подсмыслах этого слова. Мужчины свистят тебе вслед, женщины хотят быть такой как ты. И прочее, прочее. И вот ты – сидишь и выдаешь нам оценку, даешь нам определение. А как это у тебя получилось? С чего это ты решила, что тебе дано судить и оценивать, – финал этой фразы звучит даже слишком серьезно, со стороны может показаться, что назревает ссора.

– Все, все, перестань. Я пошутила, – Оксана, смеется, поднимая руки над головой.

Я смотрю на часы.

– Пора? – спрашиваю я у Жекуни. – Если я правильно представляю себе логику их мысли, то напряжение такое, что скоро начнется штурм. Нам надо успеть до. Пока доберемся. Пока то, се, они уже начнут.

– Да, наверно, – отвечает она.

Маша рывком садится, отыскивает клатч, берет телефон. Каким-то присущим только ей жестом собирает сразу все вещи в сумку, и пространство вокруг становится как будто немного пустым. Озонированным. Общественным. Пропадает что-то личное. То золотистое покрывало, что окружало нас, как будто растворяется, и мы снова оказываемся в большой комнате. Оксана и Жекуня встают. Тема допивает свой стакан и съедает кусочек льда. Я раскладываю по карманам мелочи.

Я пожимаю руки Андрею и Теме, Маша целует Юлю в щеку.

На выходе из клуба я забираю бутылку у охранника.

Мы прощаемся с Оксаной, которая выходит нас проводить.

– У вас бокалы есть? – спрашивает Оксана. – Вы из чего пить собираетесь? Вам надо? Я организую.

– Жек? – говорю я.

– Я обо всем позаботилась, – говорит она.

– Люблю вас, – говорит Оксана, обнимая нас обоих.

Мы курим и поэтому, пока она нас обнимает, стоим в дурацких позах, отодвинув руки с сигаретами далеко назад, чтобы ничего нигде не прожечь.

– Я хочу сказать, – говорит Оксана, – я выберу что-нибудь для клуба. На стену повесить.

У входа в «Фэрбенкс» все еще толпятся люди. Красивые и молодые переминаются с ноги на ногу. Смотрят на нас со смесью презрения и зависти. Много скрытой зависти и показного презрения.

Город не спит.

Дорога в аэропорт.

Полчаса назад начался первый осенний дождь. Жека подняла крышу, и я слышу, как дождь тихо стучит по ткани. Нам навстречу все время едут машины, поэтому Жека не включает дальний свет – видно только на несколько метров вперед. Дорога мокрая и черная.

В машине тихо играет какая-то плавная музыка. Нежная Анни Ленокс, кажется, самая грустная песня. Мы сосредоточенно молчим.

Маша курит на заднем сиденье. Она проверяла телефон, читала новости, но потом отвлеклась и теперь загипнотизирована пролетающим за окном пейзажем. За горизонтом виден свет – но я никак не могу понять, то ли это не ушедший еще закат, то ли уже приближающийся рассвет. Наверно, рассвет. Должен быть рассвет.

Я смотрю вперед, на дорогу, исчезающую под капотом автомобиля.

В голове звучит бит из «Фэрбенкса».

Непонятно почему, я начинаю вспоминать лето. Я на пляже, лежу на каком-то покрывале. Рассматриваю сосновые иголки в желтом песке. Мне жарко, я думаю о том, чтобы пойти в воду, но мне лень шевелится. Передо мной «Бессмертие» Кундеры, открытое на первой странице. За те несколько часов, что я пытаюсь читать, эти страницы уже пожелтели, между ними нападал песок и иголки.

Я все думаю про эту историю с жестом. История про немолодую женщину, которая вдруг оборачивается и каким-то очень юным жестом машет кому-то. И как автор долго и подробно описывает каждого участника этого жеста: как сама женщина видит себя, как ее видит тот, кому она машет, как ее видит тот, кто наблюдает за ними обоими.

Я думаю о том, что для автора эта деталь так заметна именно в силу огромной разницы между той юной девушкой, которой принадлежит этот жест, и той женщиной, которая сейчас его вдруг воспроизвела. Именно эта разница дала автору возможность увидеть и написать.

Написать так, как будто это что-то невероятное, вот эта память себя. Вот это несоответствие себе настоящему.

Но ведь мы всегда такие. Сквозь нас всегда проступает другой. Другой ты, моложе и глупее. Другой Другой.

Иногда я замечаю, как сквозь меня проступает мама. Ее жесты. Ее смех. Иногда я вижу Витьку. Иногда это Маша или Тема. Как будто я – это странное зеркало, которое показывает всех, кто перед ним когда-то стоял, но не сразу, а по своему усмотрению.