Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

Снова начались пререкания. Было ясно, что он всеми правдами и неправдами будет тянуть резину; однако, я понял, что холёная Лера Плаксина знает своё дело: она вцепилась в Приходько мертвой хваткой тигрицы, добралась до сонной артерии, и я решил дать ей насладиться триумфом в последний раз. Радий Каранда тихонько хихикал, краем глаза заглядывая в свой айфон. Дама сердца флиртовала напропалую, а он исподтишка записывал происходящее. Мы вышли в коридор. Я страшно хотел пить. Обезвоживание схватило меня за горло, как разбойник с большой дороги.

— Надо пива выпить, — сказал я.

— Невтерпеж, что ли? — удивился без осуждения Радий Каранда, опуская мобильник в глубокий карман и возвращая на лицо прежнее выражение озабоченности. — Дождись вечера.

— Пить хочу ужасно, — признался я.

— Понял, — он протянул мне фляжку, и я сделал два больших глотка.

В фляжке оказался неплохой коньяк. Но при обезвоживании он не помогал. Стало даже хуже.

— Я посмотрю территорию, — поморщился я.

— Ты что-то задумал?

Он всегда так спрашивал на войне не без доброго умысла уберечь тебя от глупых поступков. И я моментально вспомнил автомобильную развязку под Ясиноватой, длинный откос, поросший травой, и пост ГАИ, в которую укрофашисты с упоением всаживали из АГС гранату за гранатой, вообразив, что в домике кто-то может находиться, и они рвались, словно на дороге возникал и опадали кусты боярышника. Мы прятались в сотне метрах на блокпосту, который укры не видели, и носа не выказывали, только взводный с позывным Горелый ругался матом в рацию и требовал поддержки. Он боялся, что вслед за обстрелом укрофашисты попрутся в атаку. Моё дело было маленькое: я умудрился снять обстрел. Горелый вначале на меня орал, чтобы я не лез, куда не следует, а потом плюнул, убьют, так убьют. К вечеру материал уже был на столе у Бориса Сапожкова. То-то он был на седьмом небе от счастья и потащил меня в пивную, а закончили мы у него на ближней даче, и мне долго пришлось вымаливать прощение у Наташки Крыловой, но она меня так и не простила в тот раз. С годами она становилась жёсткой, прямолинейной и не шла ни на какие компромиссы. Я знал, что любить беззаветно — глупо, что рано или поздно тобой начнут пользоваться, но ничего поделать с собой не мог, а моё мужское благородство в зачёт не шло; поэтому я плюнул на это дело и едва не ушёл от неё.

— Пока на уровне интуиции, — ответил я, заскочил в супермаркет и купил две бутылки светлого пива.

Одну выпил сразу за углом, а вторую прихватил с собой и подался вдоль забора; он тянулся километра полтора. За ним виднелись только плоские крыши и всё та же колючая проволока. Наконец в конце квартала забор кончился, я свернул направо и увидел железнодорожные пути, они были свеженькими, даже с потёками масла.

По этим путям, войдя в роль случайного прохожего, я проковылял до железные ворот с калиткой и забарабанил в неё что есть силы. Наконец из-за неё не очень дружелюбно спросили:

— Чего надо?!

— Это мелкооптовый магазин сантехники?

— Какой?! — человек притворился глухим.

— База сантехники?! — поправился я.

Калитка открылась. Высунулся красный шнобель, оценил меня, мою трость и бутылку, торчащую из кармана.

— Никакой это не магазин и не сантехники вовсе!

— А мне сказали, сантехники, — я дыхнул и изобразил пьяного.

Шнобель посмотрел на меня, снисходительно, как смотрит подвыпивший пролетарий на подвыпившего интеллигента, не умеющего пить:

— Аптечная база!

— В смысле? — уточнил я, притворившись дураком.

Он разъяснил по складам:

— Ап-теч-на-я! Перемидон-сульфамидон!

— А-а-а… — изобразил я свою глупость. — Понял, друг, извини, — и подался восвояси, цепляясь тростью за шпалы.

— Не пей больше сегодня! — насмешливо крикнул шнобель мне во след.

— Не буду! — пообещал я, откупоривая бутылку.

— Дай мне сигарету! — потребовала Лера Плаксина у Радия Каранды.

Её трясло. Она, наверное, даже приняла бы на грудь из его фляжки, но надо было ещё отчитаться перед Аллой Потёмкиной, а корпоративная этика была превыше всего.

— У меня только «мальборо», — услужливо предупредил Радий Каранда, протягивая пачку.

— Давай! — согласилась она, нервно постукивая каблуками. — Хотя я от них кашляю.

Всем было ясно, что Приходько накрутил так, что может сесть, оттого и упирался до последнего. Оказывается, пока я ходил, он звонил даже в полицию, где его послали. Документы мы всё-таки забрали после приказа, присланного Аллой Потёмкиной по факсу.