Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

«А если жених твоей дочки вот так начнет гулять?» — продолжали наседать на Сергея, но Лена не в силах уже была слушать его ответ, который он начал уже высказывать уверенным голосом, и выскользнула на улицу. «Убила бы, — сказала ей там Вика, куря в жадный затяг. — Жаль тут еще наших парней не хватает. Или мужей надо было все же взять. А то он тут как звезда. Тебе, наверно, особенно тяжко все это слушать. Я в курсе, что у тебя было. Как ты его, вообще, обратно пустила — непонятно». — «Да как-то само получилось», — ответила Лена. «Ты на вино не налегай, а то я твоему сюрпризу пообещала, что ты будешь в кондиции», — попросила Вика. Лена спросила, как у нее дела у самой, Вика охотно рассказала про два своих брака — бывший и длящийся до сих пор. «Вот так вот сначала за папика выскочила за такого же, — сказала она. — И это объяснимо отчасти для меня той. Казалось, что наши-то такие, только кажутся серьезными, а тут солидный человек. Отсюда видно, чего это солидность стоит. Тоже был такой бодрячок». Невозможно было долго стоять на холоде, они вернулись, чтобы застать в самом разгаре уже гитарный концерт, вспомнила, как, наткнувшись на интервью местного телеканала, где присутствовал Сергей и ведущий с ромбами, удивлялась, что никто из них двоих не мог назвать Высоцкого Высоцким, оба называли его Владимиром Семеновичем, пользуя при проговаривании имени и отчества одну и ту же трепетную интонацию, а про Визбора говорили просто: «Визбор». Но и здесь Лена ощутила внезапную жалость — то, какие Сергей пел песни (а все они были те же, что и раньше), то, как он сказал: «А вот теперь нашу», и в ход пошли охота и утки, было видно, как он цепляется за то время, когда был школьником и студентом, как взбадривает себя прежними песнями, чтобы поддержать иллюзию того, что он остался тем самым, когда учился еще, и, может, и не осознает этого, и так же, как и остальные прикидывает, что до шестидесяти-семидесяти лет уже гораздо ближе, чем раньше, и расстояние это сокращается довольно быстро, и что любое колотье в левой половине туловища тревожит уже не так, как раньше, а гораздо сильнее. «Интересно, как это у мужчин — воспоминания о том, что было и уже не отнять, или сожаление о том, чего не будет? Надо у Вовы спросить, — подумала Лена, к авторитету Блока в этом вопросе обращаться было бесполезно, потому что она уже была старше умершего в сорок один год Александра Александровича. — Сергею, наверно, придется особенно тяжело. Ему, наверняка уже тяжело, любую слабость принимает за окончательное фиаско». Буквально днем ранее Лена и Владимир воспользовались тем, что все дети ушли, наконец, куда-то все вместе (при этом собирались сто лет, и Лене большого труда стоило не выпихнуть их на лестничную площадку), и лишь дверь за ними закрылась, обоюдно устроили настоящий карнавал с проходом в спальню и попутным разбрасыванием вещей друг с друга, и сначала укрылись одеялом, потому что в комнате было свежо, окно было открыто, а закрывать его было некогда, в конце же — с отпыхиванием, как после забега, взаимным жаром, одеялом на полу и недоумением, как так получилось на этот раз и почему так не может получаться все время.

Охваченная жалостью, Лена выцепила в итоге Сергея, несколько очеловечившегося от алкоголя и пения, и спросила, как он вообще. Сергей совершенно точно понял вопрос с первого раза, но не сразу, а как-то в процессе, пока тянул к Лениной руке свою, и начинал протягивать еще такой благодушный и пьяненький, готовый исполнить что-нибудь на бис, а сообразив, о чем это Лена, устало навалился на стол и стал шарить глазами по столу в поисках ближайшей рюмки. «Это не здесь надо, и не так», — негромко ответил он. Выпить ему больше не дали — утащили танцевать медленные танцы с желающими.

Будто почуяв тоску Лены и желание уйти, позвонил Владимир и спросил, как дела, встретила ли она бывшего, пошутил насчет старой любви, которая не стареет. «Стареет», — сказала Лена и заметила, что многие уже говорят по телефону, и некоторые так же нежно, как она сама, наклонены к трубке. «Нет, нет, через пару часов еще, или я сама на такси, или мне вызовут, — услышала она. — Как там у тебя?»

«Так, Лена, — угадал Владимир. — У тебя сейчас эта как раз фаза, когда ты хочешь уйти, когда тебе кажется, что ты никому не нужна в том помещении, где ты сейчас находишься».

«Вооова, — жалобно протянула она, — ну, тут правда такой гул уже, обо всем уже переговорили, да и смысл, если списаться можно, а все равно все болтают, еще такое помещение, все в бомбошках: шторки, скатерти, с сидений у стульев свисают, я хожу, цепляюсь сумочкой за бомбошки, самое интересное всегда на улице обсуждают курильщики, а с ними холодно стоять, приезжай сюда. Тут в одну сторону сунешься — педсовет, там — ЗОЖ, уже сериалы начали обсуждать, и я уже знаю, чем все сейчас закончится, сейчас все начнут друг другу ролики в интернете показывать с кошками, детьми, собаками, я и сама желание испытываю чихающую панду показать, потому что про нее все забыли и с удовольствием снова посмотрят. Может, не надо? Может, поеду я уже?»