Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

„О, господи! Лена! — только и ответила Ирина и долго собиралась с мыслями. — Мы женщины же. Сама объяснишь, все так же и работает, как в любых отношениях. Что ты — не поймешь, хорошая у нее подружка или свинья какая? Чему тут удивляться-то? У нас еще во дворе две женщины пацана растили, он их обеих мамами называл, ничего, никто не развалился от этого. У нас даже проще, особенно если Россию брать. Это мужчина, если к тридцати одинокий — это прямо приговор, соседи начинают коситься — а вдруг с ним что не так? А что это вы один? Вот уж где, наверно, ад. Все совершенно у взрослых людей одинаково, и ошибки эти — такие же. Один знакомый у меня тоже караулил свою возлюбленную, ночами под балконом с цветами стоял, всякие еще штуки выделывал, чтобы ей понравиться, а бесполезно, потому что ее мужчины, как оказалось, не интересовали. Все относительно очень, и везде можно подорваться, на каждом шагу, это взрослая жизнь, тут, помимо таких ошибок, есть еще уйма способов ошибиться. Так же можно и на алкоголика нарваться, и на того, кто кулаками будет махать“.

„А радар?“

„Опять же, о, господи, Лена“, — сначала натыкав одного и того же сердитого смайлика, ответила Ирина. — Этот радар как появился в серии „Друзей“, так и не исчезает. Все люди совсем разные. Через ошибки ищешь того самого человека, и он тебя ищет, и вы встречаетесь или не встречаетесь в итоге, а ищете друг друга всю жизнь — и облом, как у меня».

«В случае Ани, так думаю, — пришел от нее еще один ответ, — рано ей еще об этом переживать, честно говоря, о другом нужно думать, рисует пускай, чем больше, тем лучше, пусть лучше свое либидо на рисование торсов и бошек тратит, на носу экзамены у нее там, никуда не нужно торопиться, все должно само выйти, сама знаешь. Понятно, у нее там перед носом вертится эта парочка. Пускай мне напишет, может, помогу ей как-нибудь. Все же от меня убедительнее это будет звучать как будто. Тут авторитет по ориентации, думаю, сработает. Или будем надеяться, что сработает. А что ее кто-то кинул там — фигня на самом деле. Я вон по тебе вздыхала и еще по нескольким кандидатурам, но это мне что-то не помешало поступать, а тут вон даже до поцелуя дошло, пускай этим довольствуется. А если будет опять дурковать, приеду и уши ей надеру».

И вот все улеглось в доме, и только одна неопределенная мысль не давала Лене покоя, пока не оформилась в тот момент, когда они с Владимиром дремали уже.

«Слушай», — сказала Лена.

«М?» — спросил Владимир с некоторым недовольством, потому что решил, будто Лену внезапно озарило каким-то делом, которое потребует встать из постели.

«А как он тебе это рассказал? — спросила Лена. — Ну, не словом же „лесбиянка“ он оперировал, да и даже вот сказала бы Аня ему: „Я — лесбиянка“, он бы даже не понял, тут же бы, может, и забыл, и не вспомнил бы».

«О! — зашевелился Владимир. — Очень смешно было. То есть на тот момент смешно. Едем такие, везу его, он что-то там про детский сад, эту песню про медведя, который домой шел и на хвост лисы наступил, и тут сразу, без перехода, главное, там вот это, „на сосне веселый дятел белке домик конопатил“, спрашивает, бывает ли так, что девочка женится на девочке, а я весь в прострации. Когда уходил-то, такая готическая обстановочка в доме была, ну и отвечаю рассеянно, что какой только фигни не бывает, люди, вон, дома и миллионы своим кошкам в наследство оставляют, собаки становятся мэрами городов, а уж то, что девочка на девочке женится — такое вообще — сплошь и рядом. И тут он говорит, что Аня полюбила другую девочку, а оказалось, что ничего не получается, потому что та девочка ее не любит».

Он вздохнул: «И после всего, что вот было тут, когда из дому было страшно выйти от страха, что она сделает что-нибудь с собой, так отпустило, что просто не передать. Тебя ведь тоже?»

«Не то слово, — подтвердила Лена. — Особенно меня порадовало, что она куче людей разболтала, что с ней, это очень хорошо на самом деле». Трем вещам удивлялась Лена: как она не спалилась, как она боится одиночества, и тому, каких невероятных усилий, оказалось, стоило не вырастить из дочерей подобие себя самой.

Вика и Саша как были красавицами, так и остались, Саша разве что довольно-таки сильно располнела, но ей это каким-то образом шло, и остальные выглядели так хорошо, что Лена, почувствовав, что пообтрепалась в поездке, объятиях и поцелуях, сходила в туалет ресторанчика и торопливо поштукатурила там себя, чтобы не выглядеть облезлой не столько на встрече, сколько на фотографиях.