Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

Лена бросилась обнимать Вику и Сашу, по Вике даже постучала кулачком, упрекая ее в ненужной таинственности, Слава смотрел на это, смущенно улыбаясь, затем встал, когда заметил, что Лена направлена в его сторону, а она обняла его, попробовала даже покачать влево-вправо от избытка чувств, как делала с девочками и Никитой. «Я надеялся, что так будет и приготовился», — сказал он. «Ой, да ты не картавишь!» — изумилась Лена, словно с последней их встречи прошла неделя. «Ой, девочки, девочки, девочки, ой, спасибо, спасибо, спасибо!» — говорила она истончившимся от нежности голосом, отстраняя Славу, для того чтобы еще раз взглянуть на него, и снова обнимая.

«Я похищаю ее у вас, вы не против?» — мягко спросил Слава, поочередно взглянув на Вику и Сашу.

«Ой, да летите уже, голубки!» — махнули на него обе.

Конечно, отыскать его в социальных сетях было вовсе не проблемой, фамилия у Славы была не из самых распространенных, но Лена считала, что вылезет вот такая тетя, начнет вызвать в нем некие воспоминания из детства, к какому неизвестно отношение, может, вовсе не радужно вспоминались ему, она думала, все эти поездки с отцом по Тагилу. Понятно же, что много людей Слава невольно знал, невольно забыл, а обстоятельства, через которые они знали друг друга, не у любого человека могли вызывать ностальгию. Еще она очень боялась, что увидит совсем не то, что покинула когда-то, что Тагил выйдет боком и покажет ей какого-нибудь зека, пошедшего по стопам отца, наркомана или алкоголика, а она начнет его осуждать, переживать, что было бы, если не имелось в его жизни таких, как Лена, знакомых, поэтому она даже из любопытства не то что не пыталась связаться, но и разыскать его не пробовала, чтобы влезть в открытый фотоальбом. Да и все же Тагил она забыла, чего уж там, идея узнать и боязнь узнать, что там творится в чужой семье, не постоянно преследовала ее, а возникала только в виде сразу исчезающей мысли посреди тишины контрольной, когда она листала ленту, поглядывая исподлобья на класс, во время конструирования стишка, или где-нибудь дома, когда кто-нибудь использовал слово «снаружи», да и то не всегда.

«Отчасти все же зацепило меня то, что вы с папой делали, — признался он, пока они ожидали такси на улице, где он торопливо курил, поскольку машина ожидалась через две минуты. — Я теперь филолог, гоняю студентов по современной литературе».

«Господи, как хорошо, Славка, что ты такой, — не стала врать Лена. — Больше всего боялась, что тебя в жуткую какую-нибудь сторону повернет, с таким-то детством. И из-за меня тоже».

«Я слышал, вы и в Екб успели побанчить тауматропами? — улыбаясь тлеющему табаку, спросил он. — Папа тогда чуть с ума не сошел от радости, что вы не пропали никуда, хотя бы вот так, через новые тексты с вами свидеться. Сам он не хотел вам жизнь портить».

«А у меня резистентность к чернилам», — признался он с оттенком гордости, будто в этом была его выстраданная заслуга и, как в детстве, посмотрел на Лену исподлобья, оценивая, как она отреагирует. Лена никак не отреагировала, потому что не могла перестать смотреть на Славу и радостно улыбаться при этом.

«Я слышала, папа умер у тебя, — сказала она, с трудом задавив радость на лице. — В новостях говорили местных».

Кажется, легкая улыбка была постоянным выражением лица Славы, потому что он, все так же улыбаясь, исхитрился изобразить должную скорбь.

«Неоднозначная фигура уральского криминального мира. Так, вроде? — сказал он. — Да. Вот уж несчастный человек».

Такси на двадцать минут прервало их беседу, но зато о наркотиках заговорил сам таксист, охотно травя водительские байки про то, как возил наркоманов по закладкам, как в сорокаградусный мороз парень с девушкой в легких курточках и штанишках выпросили саперную лопатку и чуть не час ковырялись в сугробе при проселочной дороге возле Балакино. «Прямо смотрел на них, и сердце кровью обливалось, какие они были несчастные. Но это нормальные еще попались. Бывало, и кинуть пробовали, но я же еще на маршрутке работал в девяностые, еще тогда вывозил особо буйных на окраину: учил правильно дверь „Газели“ закрывать». В монолог шофера встрял Владимир, любопытствуя, переменилось ли у Лены настроение, и куда она теперь, едет ли обратно, оба — и таксист, и Слава с пассажирского сиденья — благодушно слушали, как Лена поинтересовалась в ответ, все ли в порядке дома, и точно ли дома все в порядке, а потом ее объяснения, что вот вырос у старого ее друга сын, сам друг умер, а она едет теперь в гости к этому сыну, поговорить, повспоминать. Как только разговор закончился, таксист сказал: «А вот у меня тоже друг был…» — и пошел чесать до самого УВЗ, так что Лена не успела даже заметить, как они проехали дом Петра Сергеевича, чтобы успеть взглянуть — горит у него свет в окне, может, что мелькнет еще. Просто со дня похорон мамы он так ни разу не позвонил, а на звонки Лены не отвечал.