Евгений Каминский - Свобода

Потом Борман занервничал: то и дело вскакивал и, подбежав к двери, угрожающе рычал или хрипло лаял. Каждый раз Щербин думал, что наконец за ним пришли, кончена его одиссея, но никто, сколько он ни ждал, напряженно вслушиваясь в звуки, не постучал в его дверь, не попробовал ее открыть. А Борман, дрожа всем телом, все рычал и лаял. Щербин смотрел в окно, надеясь увидеть там людей, и уж точно Виктора, который, конечно, не может не догадаться, где именно пропадает Щербин. Пес лаял, Щербин смотрел в окно. И наконец увидел: полярный медведь неспешно брел мимо, совсем рядом с избой, заглядывая в окно. Показалось, что они даже встретились глазами. У Щербина был наган, у Щербина был Борман, у Щербина был крепкий сруб, и медведь не очень-то его беспокоил.

«Пусть только сунет сюда морду! Нажму на курок, и нет медведя!»

И все же больше всего Щербина волновало то, зачем он застрелил Колю-зверя. В том, что он застрелил охотника, Щербин не сомневался. Что-то такое он даже помнил: вытаращенные безумные глаза, удар прикладом в лицо.

Наконец Борман успокоился и выбрался из дома. Наверное, медведь ушел. Через несколько минут из-за двери послышалось поскуливание и звонкий лай. Борман звал Щербина. Взведя курок нагана, Щербин добрался до входной двери, открыл ее. На пороге его встретил Борман, возле которого лежала частично обглоданная туша тюленя. Втащив тушу в сени, Щербин понял: все это время ни собака, ни он ничего не ели. Откуда здесь взялась туша? Только тот медведь и мог приволочь ее сюда.

—Вот тебе и медведь! — впервые за несколько дней проговорил Щербин. — Кормилец!

Отрезая от холодной, местами промерзшей туши куски, он бросал их Борману. Борман глотал куски, не прожевывая, зная, что те и без того как-нибудь да усвоятся. Сам Щербин питался «пимиканом» Василь Васильевича, сейчас, наверное, смотревшего с неба и восклицавшего: «Вот, я так и знал! Ну и что бы ты без меня делал?»

Наконец на остров прилетел вертолет. Щербин услышал характерный треск разрываемого лопастями воздуха.

40

Ми-8 уже был загружен под завязку: бочки с омулем, ящики, баулы, мешки. Командир вертушки нервничал, вполголоса переговаривался с Березой, сердился на него, качал головой. Они уже несколько часов как приземлились на острове, а охотник до сих пор так и не появился, вот и вещи его были не собраны. Второй пилот сбегал к его зимовью и, вернувшись, сообщил, что там только голодные собаки на привязи, которые чуть его не разорвали. А где сам хозяин-то, где Коля-зверь? И потом Щербин, тот самый геофизик, которого они должны были доставить на материк этим бортом, тоже до сих пор не объявился.

«О чем только думают эти люди? — сокрушался командир. — Полагают, что вертолет будет их здесь ждать вечно?»

Погода портилась, давно пора было лететь обратно. Да еще молодой техник-механик, лез ему в душу со своим «перегрузом», требовал оставить здесь несколько бочек с омулем. Оставить бочки на острове? Да это все равно что деньги оставить! Ничего, летали и не с таким перегрузом, и Бог миловал.

Береза с непроницаемым лицом, на котором застыла формальная улыбка, успокаивал командира, уверял его в том, что это обычная полярная история, и все, как всегда, обойдется. А если все же что-то с ними случилось? Тут ведь и медведи, и полярные волки, не унимался командир. Ну, если что-то с ними случилось, им уже нельзя помочь. Да не беспокойся — дождутся они следующего рейса. Не оставят же их здесь начальники зимовать?! Когда придут в лагерь, свяжутся с материком по рации, и начальство вышлет им новый борт. Ведь так? А наше дело привезти на материк рыбу, которую там ждет покупатель и в которой есть и ваша, дорогие летуны, доля…

Пока Береза утешал да успокаивал командира, давно покончивший с погрузкой Любимов шепнул Березе пару слов. Тот спросил Любимова: «Надолго?». — «За час обернусь. Дело надо закончить! А то вдруг все же…» — и, выразительно ухмыльнувшись, с ружьем на плече Любимов быстро пошел по песчаной косе в сторону охотничьего зимовья.

—Через час и ни минуты больше я взлетаю! — раздраженно крикнул ему вдогонку командир.

Через час, когда вернулся запыхавшийся Любимов, вертолет начал раскручивать лопасти. Две бочки с омулем все же остались лежать на песчаной косе — техник-механик, встав перед командиром на колени, умолил того выгрузить их из вертолета, чтобы дать им всем возможность живыми добраться до материка, говоря, что отказывается от своей доли в «рыбном» деле.