Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

За несколько месяцев до описываемых событий доктор Крейц опубликовал в двух номерах еженедельного журнала большое психоаналитическое исследование «Зов смерти как следствие констелляции». Работа вызвала живой интерес. В том же журнале несколько позже появилась статья молодого психоаналитика, где он возражал доктору, а Зигмунд Фрейд написал Крейцу благодарственное письмо, в котором призывал его и дальше работать в этом же направлении. Русский тоже читал статью о «Зове смерти».

Доктор Крейц был смелым и оригинально мыслящим теоретиком, но в обычной жизни трудно было представить себе худшего знатока людей; он был по-детски, до слепоты доверчив. С русским, который искренне горевал о своем проигрыше, он полночи проговорил о «зове смерти», обусловленном констелляцией человеческих представлений.

В июне доктор выехал на побережье большого озера, где среди густого леса стоял санаторий, в котором он должен был пройти курс лечения. Он остановился в маленькой гостинице над озером.

Доктор не мог работать без кокаина. Опасаясь, что после лечения он уже ничего не сможет писать, доктор за четверо суток непрерывной работы с помощью огромных доз кокаина изложил свои мысли и новейшие наблюдения в области психоанализа на тридцати двух страницах тоненькой брошюры и послал эту работу своей жене с просьбой напечатать в частной типографии сто экземпляров и один из них отослать его оппоненту, молодому психоаналитику, тому самому, который выступал против него на страницах журнала.

(Когда четыре недели спустя, исцелившись от наркомании, он в два счета собрался и покинул меблированную квартиру в Мюнхене и отправился с женой в Швейцарию, хозяйка квартиры нашла в чулане девяносто девять экземпляров этой брошюры и продала их на обертку мясоторговцу Рюкену, лавка которого находилась на той же улице. За это ей была выдана свиная котлета. Еще сорок пять лет спустя, в середине двадцатого века, молодой психоаналитик, единственный человек, которому жена доктора послала брошюру, считался во всей Европе гениальнейшим из ныне здравствующих представителей науки о психоанализе. И никто не подозревал, что все его учение, в некоторых вопросах отходившее от фрейдизма, было построено на ранее открытых и решающих выводах его бывшего соперника — доктора Отто Крейца. Доктор — фигура столь же гениальная, сколь и трагическая, — давно уже лежал в могиле.)

Он стоял у окна своего номера на первом этаже. Брошюра была утром отправлена жене. Все эти четыре дня и четыре ночи доктор ничего не ел и только изредка позволял себе на несколько минут прилечь не раздеваясь. Коробка из-под кокаина была давно пуста.

Глаза помутнели, как матовое стекло, ноздри разъел кокаин. Опустошенный, смотрел он вниз на измятое бурей озеро. Уже несколько дней над озером нависала буря. Сегодня около десяти утра задул сухой, порывистый ветер. Потемнело. Только когда молния раскалывала долину, становилось видно взлохмаченное, покрытое белой пеной озеро.

Большое, расположенное в тридцати метрах от гостиницы здание санатория, где доктор уже дважды проходил курс лечения, казалось, вообще исчезло — берега не было видно. Озеро превратилось в безбрежное, разъяренное море.

Мысль о том, что и третий курс лечения только на время исцелит его от болезни, словно длинная белая нить протянулась через больной, воспаленный мозг, и у нее, как у всякой нити, был конец — только поставив на карту жизнь, можно спасти ее. Пройти в лодке сквозь бушующий вулкан озера. Словно испорченная пластинка в мозгу повторяла все время одно и то же: только поставив на карту жизнь, можно спасти ее.

Он бросился вниз по лестнице; в изможденном, прогнившем теле осталось одно лишь желание — поставить на карту жизнь, чтобы спасти ее. Воющий ветер подхватил его у дверей и понес, как нечто лишенное веса, по безлюдной деревенской улице к озеру.

Он знал, где привязаны лодки.

Ветер несколько раз выбрасывал на берег маленькую лодчонку, потом вдруг потащил ее в бушующее озеро. Ни капли дождя не падало с воспаленного неба. Сухие горячие порывы ветра бросали пляшущую лодку из стороны в сторону — то с гребня волны в провал, то снова на гребень — все по кругу и по кругу.

Доктор, который живым или мертвым хотел попасть на противоположный берег и поставил на карту все, чтобы преодолеть два километра возмущенной стихии, не знал уже, где какой берег. Но все равно, любой берег — это означало жизнь. И пусть даже разрывается сердце — все равно, он не бросит весла. Пока сердце не разорвется.