Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

В машине, стесняясь шофёра, они разговаривали только глазами, но хорошо понимали друг друга.

В изумительно прекрасном вечернем платье Нальмина выглядела чудным видением, будто воссияла из поднебесья, чтобы своим божественным ликом отпускать вину земным грешникам и при этом одарять их просветлённые души своей красотой и молодостью. Дерюгин до глубины души был потрясён её неотразимым очарованием. Иногда он искоса подглядывал, как длинный разрез платья, когда машину трясло на ухабистой дороге, оголял её круглые коленки, похожие на гладкие, розовые холки молодых поросят, и она стеснительно их закрывала и некоторое время придерживала руками, но при разговоре забывалась, и её колени снова оголялись.

Чуть розоватые, тронутые загаром, они до крайности взволновали Дерюгина, и он с трудом отрывал от них глаза, вдруг посоловевшие, как у сытого кота. Но его душа уже пела гимн победителя, и это ещё больше распаляло его воображение – он думал о том, что будет после ресторанного застолья. Он больше молчал в машине, пока не доехали до ресторана, где только после выпитой рюмки обрёл привычную в таких случаях уверенность в себе и радостное настроение, которое не покидало его весь вечер. Сидя за богато сервированным столиком, близко наклонялся к её лицу, готовый обжечь его поцелуями, но сдерживался и в меру остроумно шутил с ней, а танцуя, нежно прижимал к себе её послушное тело и буквально пьянел от нахлынувшей на него бесшабашной весёлости, как в молодые годы.

Ничего подобного с ним, казалось, никогда не случалось. Это наступил тот самый момент истины в жизни Дерюнина в его наивысшем нравственном проявлении, когда все остальные звуки были приглушены, и он их просто не способен был слышать и различать. Он полюбил эту женщину мгновенно, будто пронзённый молнией, глубоко и преданно, и как говорит опыт жизни – подобное случается с человеком только раз в жизни. Этот неожиданный момент всепобеждающей любви застиг его врасплох и овладел им без остатка. «Лови жар-птицу, Дерюгин, она в твоих руках», – в ликующем порыве надрывалось и победно трепетало его сердце. Значит, так тому и быть. А всё, что было в его жизни до этого, невольно забылось и тенью унеслось в неведомую даль, чтобы не мешать его счастью, негаданно нагрянувшему в самую зрелую пору его жизни. Из ресторана они вышли в полночь и такси не сумели поймать, но в то время это было обычное дело для их города. Провожать её пришлось пешком, и временами они останавливались на дороге, в страстном порыве обнимались и целовались и не заметили, как ночное небо закрыло грозовыми тучами, сгустилась темень. Им казалось, что этой мучительной дороге конца не будет, тем более на полпути их прихватил водопадный ливень, и они вмиг промокли до нитки. Спрятаться от яростно бушующей грозы было негде. Она сняла босоножки и подала ему, затем подняла выше колен вечернее платье и пустилась бежать, шлёпая босыми ногами по лужам, словно приглашая его следовать за ней. И Дерюгин побежал, бережно прижимая к груди её босоножки, млея и задыхаясь от охватившего его восторга и радости. Так они, промокшие и продрогшие, устало ввалились в её комнатёнку с крохотной кухонькой, где и одному-то человеку было сложно уместиться. Нальмина поспешно переоделась в своей спальне в красивый халат, прихорошилась, а другой халат подала ему, наряд оказался ему до колен, и она, глядя на него, от души рассмеялась. И тут же, взглянув друг другу в глаза, они порывисто бросились друг другу в объятия. Всё остальное поглотила тёмная грозовая ночь.

Где-то недалеко на стройплощадке бухал сваебой, отчётливо доносился шум проходивших поездов и утробные гудки электровозов. Они этого не слышали и не могли слышать. Однако чтобы автору до конца быть справедливым и последовательным, он просто обязан отметить, что в эту первую, самую счастливую для них ночь в их комнатёнке долго поскрипывал старый диван и неприлично вздрагивали цветочные горшки на подоконнике. Остальные звуки, заполнявшие пространство, было совершенно не разобрать, ни тем более их невозможно было описать. Да и не надо этого делать, чтобы не портить настроение ни себе, ни догадливым читателям.

Влюблённые же видели только слепящие всплески молний, синеватым отблеском озарявшие помещение, да будто застывшие в неестественном испуге свои лица, и, казалось, что бушующая гроза с трескучими громовыми раскатами раскалывала небо над крышей дома, ещё больше вдавливала их в диван. Порой от испуга они застывали в объятиях, будто грешники, застигнутые врасплох непрошеным свидетелем, в ожидании возмездия от разбушевавшейся стихии. Как всё-таки слаба и беззащитна человеческая плоть против грозного буйства природы!