Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

Скорее всего, ему приходилось готовить из свежатины наваристую суповину под неизменный застольный стопарь и откровенные разговоры на разные темы, особенно о женщинах. И здесь Петрович тоже был на виду у начальства. Умел он к месту травануть свежий анекдот, а то и нужное словечко вставить в пьяной горячке спора и о чём-нибудь весело соврать, как все на охоте поступали и к этому привыкли. Вот и приловчился Петрович к охоте, даже близко не понимая её сути.

Примерно таким охотником он и представлялся Павлуше, с которым уже второй сезон вместе дымарил у костра, коротая ночи. К такому удручающему мнению о нём тот пришёл после всех разговоров с ним, что они вели в совместных охотничьих вылазках. А больше всего убедило Павлушу то, что напарник не обладал элементарными охотничьими навыками и нужной сноровкой, которая впитывается с детства и которыми с пелёнок здесь гордился каждый деревенский мальчишка, причём сохранял эти навыки на всю жизнь. За один день, да и за сто их не приобретёшь и ни за какие деньги не купишь. Эта охотничья страсть отпущена доброму человеку самим Богом, и этим всё сказано. Бывают врождённые охотники, как он, Павлуша, а не приблудный Петрович, который из числа тех, кто стал охотником от безделья. Однако, по мнению Павлуши, это были самые опасные охотники, как для дичи и самой природы, так и для людей, кто ненароком рядом с ними на охоте оказывался. В этом за свою долгую охотничью жизнь он убеждался не раз. А с Петровичем всё-таки сдружился за его весёлый нрав и рассказы о своих невероятных приключениях, в которых было много хвастливого вранья. Но Павлуша к этому привык. Скучать не приходилось. А врёт напарник при этом или правду говорит, для него не имело значения.

Петрович же, в свою очередь, уважал Павлушу за его скромность, рассудительность и за то, что никогда и ни по какому поводу с ним не спорил – это Петровичу особенно нравилось. Во всех охотничьих делах Павлуша безраздельно верховодил, и Петрович ему подчинялся.

Складно всё у них получалось в это раннее утро: тихое, грустное и, казалось, настороженное, будто к чему-то прислушивалось, что должно было случиться между двумя охотниками. А мы чуть подождём. На охоте ведь всякое случается, и об этом каждый из них знает, и никто из охотников этому возражать не станет.

На первом же попутной машине доехали до нужного перекрёстка. Привычно, по-армейски, выметнулись из кузова, и теперь им предстояло ещё пять вёрст пешком добираться деревушки по просёлочной дороге, разбитой тяжёлыми машинами при вывозке зерна. От быстрой ходьбы они изрядно умаялись, поэтому, когда дошли до деревеньки, заглянули к деду с бабушкой, в крайнюю избу от озера. Но вообще им надо было спешить, чтобы хоть чуток ухватить догоравшей утренней зорьки, посидеть в прибрежных камышовых скрадках, на ближнем озере – вот отрада будет. Как ни спешили они посидеть у озера часть утренней зорьки, охота у них в этот раз явно не заладилась. При полном безветрии, над озером лёг густой туман, и птица не летала. Лишь изредка характерным свистом звучали, словно внезапный вихревой шквал, пролетавшие в непроглядной вышине табуны гоголей и другой северной дичи, которая валом спешила в тёплые края в преддверии скорых холодов. Утомившись от долгого бесполезного сидения на берегу озера, они перед обедом выбрались на берег и устало побрели в знакомую деревушку, чтобы перекусить и немного отдохнуть. Как у опытных охотников, было у них предчувствие, что эта проклятая погода к вечеру всё-таки сменится на лучшую и охота будет удачной. Главное, чтобы ветерок малость колыхнулся, и туман сразу поредеет, а после совсем схлынет, и приспеет пора настоящего охотничьего раздолья. Хоть и коротка осенняя вечерняя зорька, потому что слишком уж быстро темнеет, но немного поохотиться светлого времени хватит. С этой надеждой они и отправились на озеро, когда туман чуть поредел и даже просматривалась середина озера, а когда он опустился до самой земли, в его белёсой мути уже расплывчато проглядывали фигуры охотников.

При выходе из деревни у самой кромки мелководного берега табунились домашние гуси с многочисленным молодняком. Их было выводка тричетыре, как определил на глаз Павлуша и забыл о них. Пакостить в деревне врождённый охотник никогда не будет, хорошо помня с детства, какого труда и сколько забот стоит эту живность вырастить, выходить, а после в городе продать.

Как ни изнывала душа охотников в этот вечер о пропавшей зорьке, проклиная последними словами непроглядный туман, сколько ни всматривались они в его белёсую муть до рези в глазах, но северная птица на озеро по-прежнему не шла. Не видела она его из-за тумана и с налетающим вихрем и характерным шумом пролетала большими косяками на недосягаемой высоте, невидимая для охотничьего глаза. Казалось, вечерняя зорька будет неудачной. Уже в потёмках высмотрел Павлуша двух крупных лысух, осторожно выбравшихся из густых камышей на чистую воду, метрах в тридцати от него. Тут он дуплетом их и подстрелил. Жирными и тяжеловатыми оказались лысухи, и он аккуратно уложил их в тощий рюкзак, разом потяжелевший. Для удобства встряхнул его, прилаживая на спине, и начал осторожно выбираться на берег. И только ступил на твёрдь прибрежной земли и собрался перевести дух, как поблизости дуплетом выстрелил Петрович. Вдали испуганно гоготнули гуси. От неожиданности Павлуша скорёхонько присел, да одумался и встал, зло ругнувшись. Знал ведь, что бельгийское ружьишко, что имелось у Петровича, было изготовлено ещё в прошлом веке, было бескурковым, к тому же с опасной неисправностью. Его внутренние курки иногда самопроизвольно срывались с защёлок, и происходил неожиданный выстрел, порой из обоих стволов. По этой причине Павлуша настрого запретил ему заряжать ружьё в окружении людей, а только выбравшись на озеро, и стволы держать при этом вверх, иначе он его на охоту брать не будет. Петрович покорно согласился и всё исполнял так, как требовал его более опытный напарник. Он хорошо понимал, что, имея такое необычное ружьё, пусть и с завидным боем, на охоту с ним пойдёт далеко не каждый, тем более зная о его недостатках. А падать после того, как выстрел уже прогремел, бесполезно. Дробь быстрее долетает до цели, чем прогрохочет выстрел. Это как в грозу: вначале молния свою цель смертельно поразит, а после гром об этом победно извещает своими раскатами, пугая людей. Знать-то знают, а привыкнуть не могут.