Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

– Это пошто повальное нынче воровство сквозняком прошибло всю державу? Нам, поди-ка, видно, что с самого верху всем поганым разит, никак из твоих покоев? Сказывай, Смутьяныч!.. – грозно кричали третьи.

– Да я, понимаете ли, во все дела с головой встреваю, и уж у меня никому спуску нет, если кого прищучу, уж это так, – виновато пытался перебить Смутьяныч нарастающий гул, а ему снова кричали:

– Оно и видно, что лезешь во всякие дела, как медведь, а получается, как у зайца. Ведь за какое дело ни примешься, что ни насулишь – одна беда для людей выходит, дак лучше бы и не брался, все одно никакое дело до конца не доводишь, все одни слова, одни слова. Измаялись прямо с тобой, горемышным, уж слезал бы самолично с трона, пока не спихнули, может, и минует всех беда. Уж будь милостив, отрекись от царства, не для твоего оно уму, Емеля…

Наконец, подданные до хрипоты искричались, примолкли и, вытянув худые шеи и разинув рты, испуганно уставились на затравленно притихшего царя, будто на загнанного зверя, безразличного к своим мучителям. Пожалуй, народ впервые во всей ясности увидел перед собой старого, смертельно изможденного человека, не способного ни ответить на их вопросы, ни тем более что-то сделать для облегчения их жизни.

– Я вам, понимаете ли, так откроюсь по всем вашим вопросам… – с придушенной хрипотцой, тяжело загудел над толпою Смутьяныч, собравшись с последними силами. – Така, понимаете ли, у нас с вами фактура жизни вышла, что подождать маленько придется, много ждали, теперича маленько осталось, так что потерпите, давайте…

– Слыхали про это, – разноголосо вскинулось со всех сторон.

– Сказывай, сколько твое «маленько» будет, с горошину или с картошину? Сколь ждать-то?

– На это скажу так, – разом завеселел Смутьяныч, – давеча на царском совете слушал я со своими пособниками старуху-вещунью, ясновидицу, которую весь мир знает. Дак напричитала нам старая, что стабилизация к нам привалит через два наводнения и три затмения, с первыми петухами, как прокукарекуют перед пожаром утренней зари с ночи на чистый четверг, тут и стабилизация нагрянет, разом и облегчение почуете. Верьте мне, стабилизация, что бы ни случилось, наступит, никуда она от нас не денется. Так што всем от пуза достанется, берите апосля, кто сколько проглотит. Так што, вот так вота.

– Да не надо нам от пуза, Смутьяныч, – рассердились гегемоны. – У нас хоть бы штаны на пузе держались от твоего кукареканья, и то ладно будет. А когда всего от пуза, то и скотина дохнет, и нам эта маета ни к чему.

– Это что еще за стабилизация такая у нас объявилась, что скотина дохнет, – разом взъярились, не разобравшись, бабы. – Каку-таку заразу опять к нам из-за границы завезли. У нас, поди-ка, и своих болезней сроду хватает, особенно по женской линии. Скоро и рожать перестанем, потом сами будете своим пузом державу укреплять, раз довели нас до такой несносной жизни. Вот уж наукрепляете, поглядеть бы…

– Да погодите зря шуметь, намедни я царский указ изладил, дак теперича пособие будете на ребятишек получать, – радостно сообщил царь и виновато затеплел глазами.

– Да какое это, блин, пособие, Смутьяныч, на него нынче и кошку не прокормишь, не то что ребятенка, – снова заволновались бабы. – Да и от кого рожать-то, родимый: наши мужики при твоей власти какие-то порченные стали, на кого ни посмотришь, а он весь испитой да сморщенный, как прокисший огурец в кадушке. Такого и в руки не возьмешь, и в рот не потянешь, противно – попробуй, нарожай от такого.

Толпа неуверенно хохотнула и разом смолкла под насупившимся взглядом народного царя.

– Думаю, что все вместе мы эту ситуацию перевернем к лучшему, – неуверенно вырвалось у него с языка, он порозовел лицом и облегченно вздохнул.

Тут и другие шумливо встряли в разговорный запев.

– Да царь-батюшка ты наш, Емельян Смутьяныч! Красно солнышко наше! Да не светишь ты нам и не греешь нынче, родимый! Весь выстудился, однако, и штоись ни жарко нам и ни холодно от твоих пустомельных дел. Без тебя будем ситуацию улучшать, сами переворот сделаем, и мужики типеря у нас будут во всех делах снизу копошиться, а мы, бабы сверху, сами начнем в державе всем верховодить и в постелях тоже, вот наше положение и улучшится.

Да тут же сквозь слезы и посмеялись накоротке от злой сорвавшейся шутки и разошлись по домам, опечаленные и расстроенные от навалившихся житейских невзгод. Однако не на шутку обеспокоился Смутьяныч, услышав от разболтавшихся баб о каком-то перевороте, и с тревогой подумал, что еще одного переворота при нем держава не выдюжит, развалится.