Анри Труайя - Рассказы

— Я выговаривал сыну и поэтому опоздал.

Начальника, казалось, мало интересовало подобное объяснение. Он даже сделал вид, что не верит. Чтобы его убедить, Виктор Татен рассказал некоторые дополнительные подробности: термометр, дневник…

— Хорошо, хорошо… Известное дело… Один раз не беда, — сказал начальник. — Да, в конце концов, никто вас об этом и не спрашивает. Вас срочно вызывает директор.

Директор был недоволен. Составляя ведомость на дополнительные кредиты, Виктор Татен ошибся на семь франков семьдесят пять сантимов. Хотя был уверен, что записал именно ту цифру, которую директор назвал на последнем совещании.

— Я никогда не давал такой цифры, — сказал директор, хлопая ладонью по столу.

— Но, господин директор, я даже сохранил листок, на котором ее записал.

— Так где же этот листок?

— В моем блокноте.

— Каком блокноте?

— В блокноте, который всегда ношу с собой и в который записываю интересные мысли, изречения…

— Так покажите его мне!

Виктор Татен с досадой вспомнил, что блокнот остался у сына:

— Я его оставил дома, — объяснил он.

Директор победоносно улыбнулся и повернулся к начальнику Виктора. Виктор Татен задрожал от бессильного гнева:

— Конечно, все свидетельствует против меня, господин директор, но я вам обещаю…

Директор махнул белой рукой с полированными ногтями:

— Ну, ну, славный наш Татен. Не стоит так переживать. Вы сделали ошибку. Признайтесь в этом. Никто от этого не застрахован…

Виктор Татен начал заикаться от злости:

— Да нет же, господин директор… Я могу доказать. Конечно, блокнота у меня с собой нет…

Но директор уже провожал их к двери. В коридоре начальник наклонился к Виктору Татену и заявил ужасно язвительно:

— Это неважно. Вы исправите цифру. И больше не будем об этом говорить.

— Хорошо, — обиделся Виктор Татен.

И повернулся спиной. В кабинете он тщательно сосредоточился на работе. Несправедливое обвинение директора не давало ему покоя. Он хотел было написать докладную, чтобы оправдаться письменно. Но потом решил, что благороднее страдать молча. Из конторы он вышел около полудня, на улице он спохватился, что забыл зонтик, и это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Он ринулся в метро, с опущенной головой, перепрыгивая через две ступеньки, и протянул билет служащему, стоявшему на контроле.

— Недействителен, — заявил тот.

— То есть как, недействителен?

— Потому что он уже закомпостирован.

— Я этого не вижу, — вскричал Виктор Татен.

— Да вот же, в углу, здесь и здесь…

Позади Виктора Татена шумели возмущенные пассажиры. Кто-то выкрикнул ужасно вульгарным голосом:

— Ну что там еще за затор в час пик?

— Да какой-то болван! — ответили другие голоса.

Раздраженный оскорблениями публики, Виктор Татен сначала попытался оправдаться:

— Я не заметил… Билет был плохо прокомпостирован… Если бы контролеры лучше делали свою работу…

— Ах вон оно что!.. Других обвинять, — заявил служащий.

— Ну что, до завтра, шутник, торчать тут будешь? — спросил какой-то верзила, отталкивая Виктора Татена плечом.

Виктор Татен протянул служащему другой билет и бросился на перрон, забитый людьми.

Ему удалось захватить место и сесть. Но тут уж его заставил подпрыгнуть женский голос:

— Господа едут по-королевски, а беременным женщинам приходится стоять.

Виктор Татен немедленно вскочил.

— Простите, мадам… Я не заметил…

Беременная женщина, объемистая матрона с торчащим животом и огромными грудями, с презрением посмотрела ему в глаза и уселась на его место, ворча:

— Ах! Нет теперь галантных мужчин!

Многие небеременные женщины ее поддержали.

Виктор Татен понял, что ему не удастся оправдаться, и перешел в другой конец вагона, где стал рядом с каким-то господином с белой бородкой и в синих очках. Ему хотелось как можно скорее вернуться домой после стольких публичных оскорблений. Когда поезд остановился на станции Пель-Эр, мсье с белой бородкой наклонился к нему и слабым голосом сообщил:

— Простите, что обращаюсь к вам, не будучи с вами знаком, мсье. Но мой долг честного человека обязывает меня указать вам на некоторые неполадки в вашем туалете.

Виктор Татен покраснел, как помидор, опустил глаза, дрожащей рукой нащупал застежку на брюках и пробормотал:

— Где-то потерял пуговицу. Мне право же неловко.

— Ничего, мсье, — успокоил его старик, по всей видимости человек воспитанный. — Случается.