Анри Труайя - Рассказы

— Да, я действительно заметил зеркальце, — пробормотал Татен, — но не вижу связи.

— А связь в том, что зеркальце расположенное таким образом под перегородкой, как раз посередине между двумя кабинками, позволяло вам видеть все происходящее в моей кабине!

Все застыли от изумления. Хозяин заметил:

— Это все меняет!

Газовщик, потягивавший белое вино, добавил:

— Ну ты даешь, парень!..

Только старик с белой бородкой продолжал защищать своего попутчика, визгливо повторяя:

— Я ручаюсь за него! Я ручаюсь за него!

Виктор Татен сделал усилие, чтобы подавить волнение и выдохнул:

— Эта женщина врет!

— Ах! Так я вру? Я вру? — взорвалась женщина. — Ну так обыщите его! Посмотрим, есть ли у него в кармане зеркальце в черепаховой оправе!

Хозяин подошел к Виктору Татену и сказал:

— Вы позволите?

— Нет, — ответил Виктор Татен, колени у которого подгибались.

Но хозяин уже обыскивал его карманы. Вдруг он отошел, высоко держа двумя пальцами круглое зеркальце в черепаховой оправе. Толпа ахнула. Посетители кафе надвигались на Виктора Татена с угрожающими лицами. Некоторые говорили:

— Мерзавец! Развратник! Террорист!

Кто-то даже неизвестно почему крикнул:

— Голубой!

Женщина торжествовала, костлявая, злая, со сверлящим взглядом.

— Ну что? Я говорила неправду? Посмотрите на него! А еще обручальное кольцо на руке! Возможно, даже дети у него есть!

Виктор Татен почувствовал, что вот-вот от стыда потеряет сознание и упадет на пол. Не в силах оправдаться, он только бормотал:

— Простите, это печальное недоразумение. Это не мое зеркальце. Я его нашел и хотел отдать.

— Ах вот оно что! — зарычал хозяин, — так тебе и поверили!

— Но вы должны мне поверить, мсье, — заметил Виктор Татен. — Разберитесь… Конечно, все сейчас свидетельствует против меня… Но так бывает… Правда, как масло… Правдивому не нужен язык…

Старик с белой бородкой сурово смотрел на Виктора Татена.

— Это мерзко, мсье, очень мерзко, — заявил он наконец.

И отошел. Этот последний упрек добил несчастного. Он умолял:

— Я клянусь… клянусь…

Но его не слушали.

— Ну так что будем делать с соглядатаем? — спросил хозяин. — Звонить в комиссариат?

Виктор Татен взвыл ужасным голосом:

— Помилуйте! Не надо!

От пинка под зад у него перехватило дыхание. Затурканный, в разорванной одежде, он оказался на улице. Люди смеялись у него за спиной. Вослед неслись ругательства. Он бросился бежать. Но через несколько шагов вынужден был замедлить бег, так как непривычный к спортивным упражнениям быстро выдохся. Наконец он остановился в каком-то сквере. Но только хотел сесть на скамейку, как увидел старика с белой бородкой, который строго смотрел на него поверх газеты. Он вскрикнул и бросился бежать. Немного погодя он оказался на берегу Сены и от омерзения плюнул в воду. Плевок образовал круглый и суровый глаз. Виктор Татен задрожал от страха и повернулся. Позади него стоял бродяга с белой бородкой, как две капли воды похожий на старика из метро. Ему стало нехорошо, и он поднялся на набережную. В голове все смешалось. Он больше ничего не понимал. Правда не всплывала на поверхность, как масло, человеку правому нужен был язык, чтобы защищаться, а на обвинения приходилось отвечать извинениями.

Измотанный, взмокший от пота, Виктор Татен взял такси, чтобы вернуться домой. Но у шофера была белая бородка, и он загадочно улыбался в зеркальце. Всю дорогу Виктор Татен боролся с искушением открыть дверцу и выскочить на дорогу. Завидев серый фасад родного дома, он с облегчением вздохнул. Уже в прихожей он почувствовал себя лучше. В квартире вкусно пахло луковым супом. Мадам Татен сидела в своей комнате и пыталась соорудить новую шляпку из двух старых фетровых шляп и новых перьев. Подле нее Филипп за журнальным столиком переписывал пословицы. Со своими пухлыми губами и свежими щечками он выглядел настоящим ангелом. На его гладком лобике было написано великое усердие. Остановившись на пороге, Виктор Татен слушал, как его сын заучивает:

— Тот, кто извиняется, виноват. Если тебя обвинили в грехе, значит, ты способен его совершить. Правому не нужен язык.

Внезапный спазм подкатил к сердцу Виктора Татена. Он закричал:

— Это неправда! Неправда!

И потерял сознание.

Когда он очнулся, то увидел, что лежит в своей кровати с компрессом на лбу и грелкой в ногах. Жена и сын сидели подле него.

— Я не пойду завтра на работу, — сказал он слабым голосом. — Предупредишь начальника, что у нас в семье траур, или свадьба, или крестины.