Анри Труайя - Рассказы

— Бездельник!

Мадам Татен подпрыгнула от неожиданности и схватилась за сердце. Филипп виновато опустил голову.

— Шалопай, — продолжал Виктор Татен. — Мало того, что ты лентяй, так ты к тому же и обманщик.

— Я забыл, честное слово, забыл, — хныкал Филипп.

— Возможно, он действительно забыл, — вмешалась мадам Татен, которая упорно отказывалась верить, что ее сын способен на такой гнусный обман.

— Забыл? — зарычал Виктор Татен. — А термометр, исчезнувший, как по волшебству, а дневник, которого вроде бы нельзя найти? Нет, нет, этот ребенок испорчен до мозга костей. Мы родили маленькое чудовище, тряпку и обманщика!

Виктор Татен наслаждался победой над уличенным мальчишкой. После того как его обвинили в непонимании, даже в жестокости по отношению к сыну, он победоносно взял реванш.

Авторитет его только окреп после этого происшествия.

— Папа… папа… — плакал Филипп, — я тебе обещаю… Я не знал… Я думал, что контрольная послезавтра…

— Действительность свидетельствует против тебя, бедный друг, — сказала мадам Татен, утирая слезы.

— Действительность? Какая действительность для честного человека? — изрек Виктор Татен. — Я признаю только одну вещь: факты. Тот, кто извиняется, признает свою виновность.

Мне никогда не приходилось извиняться. Датская пословица гласит: «Честь, как око, нельзя играть ею». А ты играешь честью, как глазом, Филипп. Ты обесчещен. И одновременно ты бесчестишь нас. Я должен был бы выгнать тебя из дому, отправить тебя в исправительный дом…

— Нет! — всхлипнул Филипп.

— Но мне жаль тебя!

— Спасибо, — сказала мадам Татен.

— Вот мой план исправления: конечно, сегодня ты идешь в школу.

— Конечно, — поддакнула мадам Татен. — Но я все же одену его потеплее.

Виктор Татен пожал плечами:

— С сегодняшнего дня в виде наказания я заберу у тебя все игрушки и книги. А в свободное время ты будешь переписывать назидательные пословицы и изречения, которые я тебе дам.

Сказав это, Виктор Татен достал из кармана блокнот, который постоянно носил с собой: в него он записывал изречения, которые могли бы взбодрить и облагородить его жизнь. Он прочитал:

— «Тот, кто оправдывается, признает свою вину» — французская поговорка. «Праведнику не нужен язык» — китайская пословица. «Правда, как масло, всегда всплывает на поверхность» — испанская пословица. «Если тебя обвинили в грехе, значит ты способен на него» — персидская поговорка. Впрочем, тебе, Филипп, придется переписать все, что есть в этом блокноте. А их немало. Я оставлю блокнот тебе, сын моя. И это подтверждает мое желание помочь тебе исправиться.

— Скажи папе спасибо, Филипп, — подсказала мадам Татен.

— Оставь его, — сказал Виктор Татен. — Он все равно не понимает. «Мое сердце принадлежит сыну, а сердце сына — камень» — гласит восточная пословица, которую я когда-то записал, не ведая, что в один прекрасный день так печально смогу убедиться в ее правильности.

Виктор Татен потуже затянул пояс на халате, плотнее надел комнатные туфли и преисполненный достоинства вышел из комнаты. Он был доволен собой. Ему снова казалось, что нимбы кружатся над его головой. Но из-за этого происшествия он сильно задержался. Он спешно оделся, быстро выпил кофе с молоком и взглянул на барометр, который показывал:

«Переменная». Когда он уже надевал пальто, его еще задержала жена:

— Виктор, я все еще не могу прийти в себя от этой сцены!

Он по-хозяйски похлопал ее по спине и заявил:

— Держись, Женевьева. Если я возьму этого шалопая в руки, я из него выращу второго себя.

Мадам Татен широко раскрыла глаза, обрадованная такой перспективой.

— Ну, мне пора на работу, — продолжал Виктор Татен, — ибо я не придумываю отговорок.

Проследи, чтобы Филипп пошел на контрольную. Конечно, он напишет хуже всех. Но что делать?

Он вздохнул. Женевьева тоже вздохнула Взгляды их встретились. В взгляде жены Виктор прочел безграничное восхищение таким человеком, как он, добрым и решительным, суровым и справедливым, властным и терпеливым.

— Подай мне зонтик, — мягко сказал он, — и ступай, займись своими делами.

Как и предвидел, Виктор Татен опоздал на работу. Начальник уже ждал его. Виктор Татен чуть было не придумал удобный предлог — аварию в метро, утреннее недомогание. Но мысль о сыне удержала его от обмана. Он возмутился, что такая мысль хоть на минуту могла закрасться в голову. И четким голосом, с сознанием выполнения неприятного долга он сказал: