Максим наконец-то сбежал от семьи, присоединившись к экспедиции в Заполярье. Его поездку организовал Ягода, который осыпал Тимошу сладостями и подарочками. Он, конечно, урод был, но какой-никакой, а мужчина, ну а Тимоша, с тех пор как они поженились с Максимом, жила как в тюрьме.
Ягода был женат, а человек такого высокого ранга развестись не мог. Максим тоже не мог развестись, этого не хотели ни Катерина Павловна, ни Алексей. В самом деле, пользы от развода не было бы ни Тимоше, которая не стала бы от этого свободней, ни Максиму, который если бы и сошелся с кем, то еще неизвестно – с женщиной или с мужчиной. Чекистам он был не нужен, достаточно было того, что он находится при отце; возможно, они иногда расспрашивали его о Крючкове, который и сам работал на них. В общем, жили каким-то образом, хотя ничего не было решено, да и не могло разрешиться. Тимошу пожизненный карантин, прямо скажем, не радовал, и вот наконец кто-то ее приласкал. А Максим тем временем пил в свое удовольствие с приятелями в экспедиции. Ухаживавший за невесткой Горького лубянский начальник стал, по сути, членом семьи и пытался проведать у Алексея о намерениях Сталина, который был от него не в восторге.
Помимо ухода за Алексеем, я в основном занималась детьми. Предложила нанять для малышек хорошего педагога, но с этим решили не торопиться.
Ежедневно нам поставляли свежую рыбу, раков, устриц, говядину, фрукты, которых хватало и на гостей, и на всю охрану.
Как-то вечером Ягода сказал, что один заключенный, сбежавший на Запад, опубликовал там книгу о Соловках, и надо бы опровергнуть его вранье, да только не безразлично, кто это сделает. Объяснить надо нашим друзьям на Западе, что лагеря у нас созданы для перевоспитания и что советский строй – самый гуманный строй в мире.
Я не думаю, что Алексей мог отказаться. К поездке он основательно подготовился. Катерина Павловна бывала в лагере неоднократно и кое-кого даже вызволила оттуда, так что она обо всем Алексею поведала. Недавно на Соловки завезли малолетних преступников, рассказывал ему Земеля, и педагоги на них совершенствуют гуманные методы “перековки”, разработанные Макаренко; на это стоит взглянуть. Алексей все еще возился с рукописью Макаренко, проклиная себя за то, что занимается ею вместо работы над “Самгиным”.
Он поставил условие: ему должны заранее предоставить список заключенных Соловецкого лагеря. Земеля взвыл: 60 тысяч человек, учет за актуальным состоянием не поспевает, народ прибывает и убывает, живут, умирают, ну, все как на воле. Но Алексей стоял на своем, так что в конце концов приехали двое вохровцев и привезли с собой несколько дюжин папок.
Сидели на Соловках все больше ученые, инженеры, юристы, врачи. Невзирая на все старания Алексея, не смогли большевики примириться с интеллигенцией. Уже начало вымирать первое поколение большевиков, в котором было еще немало идеалистов, более или менее терпимых к другим представителям интеллигенции и считавших, что оппонентов можно убедить с помощью аргументов. Ленин полагался только на насилие, но рядом еще находились люди, которые его сдерживали. А новые, молодые, в отличие от стариков пощады не знали, верили только в террор.
Добравшись до буквы “Д”, Алексей нашел кого-то, с кем он обязательно хочет встретиться, и сказал об этом Ягоде. Ягода не возражал.
Алексей поставил еще одно условие: Тимоша поедет с ним.
Тимоша сперва отнекивались, мол, чего она там забыла, в лагере. Не хотела показывать, что смекнула: Алексей не хочет ее оставлять тут одну с Земелей.
Он раскрыл ей веером фотографии, на которых красовались чекисты в сапогах и обтягивающих галифе. Поглядела Тимоша на них и тотчас дала согласие на то, чтоб с нее сняли мерку.
Увидев ее в новой экипировке, Земеля ахнул.
Тимоша вся в коже: черная кожаная фуражка, элегантный черный жилет с меховой оторочкой, черные кожаные галифе, высокие узкие сапоги и черный стек в придачу. Она была ослепительно хороша, кинозвезда, и только! Тимоша со смехом крутилась у зеркала; для кого-то лагерь означал неволю, для нее же поездка туда была экскурсией и, можно сказать, даже глотком свободы.
Везли их на пароходе “Глеб Бокий”, том самом, что доставлял в Соловецкий лагерь новых заключенных. А человек, в честь которого он так назван, был еще жив-здоров, возглавлял в ГПУ спецотдел, где разрабатывали какие-то препараты для воздействия на сознание арестованных, чтобы упростить допросы, и испытывали их на зэках. А в другом, еще более секретном отделе экспериментировали с гипнозом, секретным же он был потому, что психология, как наука буржуазная, тогда была под запретом. Ягода говорил, что подобные методы гораздо гуманнее, чем побои, да и более эффективны. Алексей же, испытывавший отвращение к физическому насилию, согласно кивал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу