Чингиз Айтматов - На солнечной стороне [Сборник рассказов советских и болгарских писателей]

— А кем вы будете, когда защитите?

— Кандидатом филологических наук.

Улесов почувствовал к Анне Сергеевне уважение. И сама она, и то, что ее окружало, предстало перед ним в новом свете. Эта ее жизнь была лишь разбегом перед прыжком. «Молодец, — думал он, — не побоялась бросить старую, больную мать, приехать в чужой, огромный город, без угла, без пристанища. Видать, цепкая, такая осилит жизнь…»

— А много получают кандидаты? — спросил он.

— Ужасно много. Более двух тысяч. Конечно, если заниматься преподавательской или научной работой.

«Сильно! — подумал Улесов. — Почти столько же, сколько вышибаю я».

— Знаете, Анна Сергеевна, — сказал Улесов. — А ведь у нас с вами много общего. Мы оба приехали, чтобы завоевать Москву.

Знакомым отстраняющим движением она поднесла руки к прядкам волос над ушами.

— Какое там! — слабо усмехнулась она. — Самой бы уцелеть.

Это была шутка, но шутка прикрывала какое-то серьезное возражение. Улесов угадал это по ее жесту.

«Почему люди боятся прямых слов? — подумал он. — Почему любят прикидываться маленькими и тихонькими? Вот не боюсь же я думать и говорить: все хорошее, чем пользуются люди здесь, в Москве, должно быть и у меня, мещерского парня».

И он пустился в рассуждение о своей жизни, о пути, который проделал за последние годы. Улесов говорил только правду, даже не всю правду, потому что настоящая, полная правда выглядела бы хвастливо, и он не мог понять, почему, слушая его, Анна Сергеевна так часто подносит руки к вискам, которые были в полном порядке. Это мешало и раздражало.

— Как много вам дается! — сказала Анна Сергеевна, когда он замолк. — Ведь это трудно, поди…

— Что ж, дается! Ведь не даром дается, — проговорил он обиженно. — А дается потому, что могу взять. Жизнь меня не баловала, Анна Сергеевна, мне куда горше вашего приходилось. Так чего же мне прибедняться теперь?

Она чуть наклонила голову.

— Нет, мои устремления куда скромнее. Защитить бы только диссертацию — и назад в Мышкин.

— Это зачем же? — грубовато спросил Улесов.

— Там мама!.. А потом, ну как же иначе? — Она улыбнулась. — Единственный мышкинец с ученой степенью, гуманитарной, правда, и не вернуться в свой город!.. А работать там будет куда интереснее, чем в Москве. Здесь таких, как я, пропасть.

— В смысле работы — это да! — сказал Улесов. — Случись, что мой завод загонят в черты на яры, я, не задумываясь, с ним поеду.

«Нет, не поедешь, — сказал внутри него какой-то холодный и трезвый голос. — Перейдешь на другой завод и сохранишь Москву».

Он почувствовал неприязнь к учительнице, заставившей его солгать, а он не терпел лжи, натолкнувшей к тому же на неприятное и неожиданное открытие в самом себе.

Анна Сергеевна прервала его мысли.

— Я совсем вас заболтала, — сказала она озабоченно. — Давайте заниматься.

На столике было все приготовлено для занятий. Лежала развернутая тетрадка с промокашкой, ручка с новеньким пером, стояла открытая непочатая бутылочка с чернилами. Улесов с трудом уместился за маленьким столиком, и эта теснота напомнила ему школу.

«Холмы все еще тонули в лиловой дали, и не было видно их конца, — начала Анна Сергеевна, — мелькали бурьян, булыжник, проносились сжатые полосы, и все те же грачи да коршун, солидно взмахивающий крыльями, летали над степью».

Она взглянула на Улесова, но тут же вспомнила, что пишущий диктант не слышит музыку и красоту фразы. Ей показалось, что Улесов работает очень внимательно. Она стала диктовать дальше, чуть-чуть плутуя сама с собой, — излишне четко выговаривая слова, чтобы он сделал меньше ошибок и поверил в себя.

Но Улесов думал совсем не о диктанте. Анна Сергеевна отвела его щедрую попытку приравнять их судьбы. Неужто она считает, что достигла или достигнет большего? Нет, тут что-то иное, какое-то странное превосходство, которое не оставит ее, даже если все ее планы рухнут. Или это просто какая-то незнакомая ему бабья дурь? А все-таки с ней интересно, ни с одной женщиной не было ему так интересно… Улесов вспомнил свою последнюю подругу, красивую, рослую Лину. Если с ней не танцевать и не лежать в постели, то можно с тоски удавиться. Только и знает, что кинофильмы рассказывать. Даже когда они совсем рядом, стоит им перестать обниматься, как пошло: «А тут этот Жульен и говорит ей…» — «Кому еще?» — «Да графине, нешто забыл?» Прямо зубы ноют. Здоровенная деваха, а картины рассказывает все какие-то кислые и слезливые.

— Ну, все! — услышал он голос Анны Сергеевны и жирно поставил точку. — Красный карандаш не понадобится? — спросила она с улыбкой.