Луиза Эрдрих - Лароуз

После Лароуз мылась в ледяной воде при свете луны. Она протягивала руки к искрящемуся серебру. Ее тело было готово принять чувственную, созревшую, жадную жизнь. Потом она залезала обратно в постель. Когда Лароуз погружалась в сон, ощущая приятный жар тела Вольфреда, ей казалось, что она поднимается в воздух. Когда девушка открывала глаза, желая посмотреть вниз, вдруг оказывалось, что она уже пролетела сквозь крышу. Тогда она поднималась еще выше и облетала свои владения, проверяя, не горят ли вокруг их маленькой хижины костры духов.

Высоко в небе что-то напевали звезды. Одна из них упала каплей огня. Она задрожала, качнулась из стороны в сторону, а затем устремилась прямо к Лароуз. Та отклонилась назад и оказалась лежащей рядом с Вольфредом.

Так они принесли в мир новую жизнь.

Лароуз разрезала свою модную одежду, чтобы сшить из лоскутков детские одеяла. Она разобрала корсет и вынула его странные гибкие кости. Вольфред сделал из них ограждение для головы младенца и установил его на заспинную доску [159] Заспинная доска — применяется для ношения младенцев у индианок. Существует множество ее разновидностей, отражающих разнообразные практики коренных культур. Некоторые народы Северной Америки по-прежнему используют заспинные доски. . Туфли они отдали жене одного из поселенцев в обмен на семена. Чулки и шляпу подарили знахарю, который придумал имя их ребенку.

Следующие трое детей родились во время грозы. Лароуз кричала, когда гремел гром. Энергия била в ней через край, и роды проходили легче. Все четверо родились сильными и исключительно хорошо сложенными. Их назвали Патрис, Катберт, Клеофила и Лароуз. Было ясно, что все они унаследовали энергию и целеустремленность матери, а также упорство и любознательность отца, сочетающиеся в тех или иных пропорциях.

Она отдраила половицы, сшила муслиновые занавески. Ее дети научились читать, писать и говорили на английском и на оджибве. Она поправляла их, когда они делали грамматические ошибки в обоих языках. В английском языке было слово для каждого явления и предмета. В языке оджибве — для каждого действия. Английский содержал больше оттенков эмоций, но оджибве — семейных отношений. На большой беленой доске она по памяти нарисовала карту мира. Все учились вести бухгалтерию, копируя записи в приходно-расходной книге отца. Все кроили одежду и вышивали бисером, особенно когда выпадал снег и они оказывались отрезанными от всего мира. Дети рубили дрова и топили печку. Вольфред научил их тайне приготовления теста, чуду поиска невидимых диких дрожжей, необходимых, чтобы его поднять, и приятной радости выпекания хлеба в золе или в разогретой огнем печи. Промасленную бумагу на окнах заменили стеклами. Занятая ими земля оказалась в границах резервации, но Вольфред оформил ее как участок поселенца в соответствии с законом о гомстедах [160] Закон о гомстедах (гомстед-акт) — акт конгресса США от 1862 года о бесплатном выделении участков земли поселенцам. , после чего агенты и священник оставили их в покое.

Когда младшему ребенку исполнился год, неудержимый кашель Лароуз прорвал возводимую ею преграду и боль заполнила ее кости.

Вольфред заставлял жену пить масло из снятых сливок. Принуждал отдыхать. Тщательно заворачивал ее в одеяло и приносил в постель горячие камни. Дело пошло на лад, и Лароуз стало лучше. Она годами оставалась прежней. Потом однажды весной она снова потеряла сознание, пролив ведро холодной воды, которое несла, и лежала мокрая на студеной траве, обессилевшая и яростная, с пенящейся алой артериальной кровью на губах. Но опять поправилась и окрепла. Она обманула древний недуг и вырвала у него еще десять лет жизни.

Наконец, охваченный жаждой собственного существования, он овладел ею. Кости болели, словно их кто-то проткнул раскаленными железными ножами. Легкие напоминали изрезанные ножницами бумажные валентинки. Вольфред наливал ложечкой ей в рот разогретый жир дичи, которую добывал. Он по-прежнему требовал, чтобы она чаще отдыхала, тщательно укутывал в одеяло каждую ночь и обкладывал ее ноги горячими озерными камнями. Каждый вечер Лароуз говорила «прощай», пыталась умереть до утра и была разочарована, когда просыпалась. Он делал пластырь из вареной толченой крапивы, проложенной между двумя кусочками холста, и накладывал его на грудь Лароуз. Ей становилось лучше, она набирала силу, но этого хватало только на месяц. В прохладный день позднего лета, когда кузнечики звонко стрекотали в поле, где заготавливали сено, а птицы выводили замысловатые трели на ветках берез, она снова повалилась в траву. Глядя в кружащееся над ней сияющее небо, она увидела зловещую птицу, предвестницу смерти. Вольфред завернул Лароуз в одеяло и положил ее на дно тележки, выстланное камышом. Дети, таскавшие камыш, навалили его толстым, высоким слоем. Внизу, на досках, лежали тяжелые попоны, а на них детские одеяльца. Она увидела постель, которую дети для нее приготовили, и погладила их лица.