Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

Мир остановился. Все застыли. Даже собаки. Тишина в кампусе была абсолютной. Двор замер.

— У вас были вопросы? О средневековой литературе? — Слова Дэниела рассекали воздух, его глаза горели, зелеными клинками впиваясь в крикуна. Тот, однако, вконец обезумел: соляной столб, затерявшийся далеко по ту сторону здравомыслия.

Тогда имбирная щетина на Дэниеловом черепе встала дыбом, и грим на разъяренном лице закипел.

— То есть вопросов не было? — Голос превратился в рев. — В таком случае была, должно быть, попытка настолько возмутить меня, что от лица остального человечества я вынужден был бы запастись серной кислотой и плескать ее на всех вас до тех пор, пока последняя муть вашего варварского слабоумия не будет очищена с лица земли. Взгляните на себя! Ваше сознание разрушено бесконечным содомом вашей насекомьей догмы. Заново Рожденные! С какой стати силы Ада или Рая позволили бы вам рождаться заново? Чтобы сделать ваши жизни еще непристойнее, чем они есть? Мир необходимо спасти — в том числе и от вашего идиотизма, и от ваших прокаженных отпрысков. Инструменты для стерилизации сюда! И никакой анестезии, дабы ваши дикие вопли искупили и очистили испорченный вашими идолами воздух!

Никто не двинулся. Дэниел свирепо оглядел пятидесятников, понемногу восстанавливая самообладание. Потом расширил поле своего зрения, чтобы вместить в него толпу зевак — преподавателей, родителей и детей.

— Ступайте по своим делам! — огрызнулся он. — Если кто-нибудь желает осведомиться о средневековой литературе и чувствует, что обойдется при этом без самосуда и линчевания, я останусь здесь еще на пятнадцать минут.

Толпу отпустило, и, возбужденно забормотав, она отхлынула к стендам и палаткам. Большинство пятидесятников вновь обрело свой малый разум и рассеялось. Другие — Толстый Мальчик и Безобразная Девочка, видно его невеста, — по-прежнему стояли с остекленевшим взором, тяжело переводя дух после такого духовного напряжения. Сотрудники факультета биологии откачивали Ветхого Человека свежим апельсиновым соком из пластикового стаканчика.

Алисон подошла к Дэниелу и чмокнула его в щеку. — Фу! — скривилась она и вытерла с губ малиновый грим. — Не лицо, а выгребная яма!

— Не успокаивай меня, Алисон, я слишком потрясен.

Она улыбнулась:

— Песня и танец были недурственные, Джиндж. [4] Рыжий, рыжик, рыжуля (англ.). Ты же не знал, кто они такие.

Прыщавый Предводитель Молодежи и крикун приблизились, как невинные овечки. «Это им идет», — подумал Дэниел.

— Мы ничо такова не думали, — заскулил Предводитель извиняющимся тоном, — эта книга и одежа нас расстроили.

— Вас расстроила одежда шута? Менее извращенного ответа я от вас и не ожидал, — свысока бросил Дэниел, хотя и чуть смягчился проступающим сквозь прыщи раскаянием.

— Одежда шута? — крикуну вспомнились посещения в детстве музея с витринами, полными фантастических цветов насекомых из сельвы. — А зачем ты нарядился шутом?

— Строго говоря, это костюм жонглера, то есть жонглирующего дурака, а не шута. Я оделся дураком отчасти для того, чтобы напомнить себе, что двадцать один год преподаю в университете «Золотой Запад», но больше для того, дабы пробудить в зрителях картины изысканного великолепия, средневековые мотивы и танцующее между ними остроумие мира, смягчающее его грубые истины ручьями смеха.

— Чево? А эти — песня и прыганье? — туман медленно поднимался над сознанием крикуна.

— Терпсихорийская сцена? Согласен, она нуждается в улучшении. Я собирался одновременно продемонстрировать свист, прыжки, хлопки и треск мастера колпака и колокольцев, но был обескуражен неприятными последствиями, сопутствующими моему выступлению.

— Мы не поняли про книгу, что ты читал, — Толстый Мальчик переступил с ноги на ногу.

Дэниел снова рассвирепел:

— О да, чтение книг! Я знаю, сколь таинственной и угрожающей кажется эта деятельность в наши подлые времена. Увы, при изучении литературы без чтения не обойтись.

— Для чего эта ме-диавольская литература? — запросила Безобразная Девочка.

— Простите?

— Для чего? Для какой работы?

Дэниел крепко зажмурился, но, когда открыл глаза, она все еще была там.

— Ни для чего. Невероятно пошлый вопрос.

— Мы думали, что вы — гомосек с карнавала, — Толстый Мальчик явно успокоился. — Мы видели их по телевизору. Пидорский карнавал. Мужики одеты как бабы. Фабианские социалисты. Правда, пастор Нилт? [5] Nilt — здоровый, правильный (англ.).