Людмила Штерн - По месту жительства

— Послушай, Славка, у меня есть идея, то есть тетка. Глухая, одинокая пенсионерка. Имеет весь джентльменский набор: муж расстрелян в 37-м, сын погиб в последние дни войны, сама она лучшие десять лет своей жизни провела в Кокчетавской ссылке.

— Сдается мне, — это правильный адрес, — усмехнулся Белоусов.

Тетка Тата, старшая сестра моего отца, жила за Муринским ручьем в однокомнатной квартирке, на ожидание и выколачивание которой ушли еще десять лет жизни. После многолетней секретарской службы в каком-то издательстве, она получала пятьдесят шесть рублей пенсии и, будучи человеком незлобивым, кротко и счастливо доживала свой век.

Мы добирались до тетки без малого полтора часа и, когда в половине десятого позвонили в дверь, — удивлению и радости ее не было предела.

Она усадила Славу в уютное потертое кресло, представила ему кошку Земфиру и увлекла меня в кухню ставить чай.

— Новый, так сказать, обожатель? — Тата игриво ткнула меня в бок.

— До чего же ты старомодна, тетка, сказала бы уж хахаль!

Мы пили чай с рогаликами и вишневым вареньем, и я осветила Тате ситуацию. Белоусов молчал и чертил ложкой на скатерти таинственные знаки.

Тетка воодушевилась, от оказанного доверия у нее запылали щеки. Она велела достать стремянку и запомнить, в каком углу антресолей сложены портфели.

— Никогда нельзя знать, — загадочно сказала Тата, — возраст, сердце, почки… себя оказывают.

Мы хором велели не говорить глупостей, и Белоусов поцеловал ей руку. Провожая нас до дверей, Тата затуманилась.

— Сколько себя помню, — всегда в страхе, как подпольная крыса. Кажется, впервые, на старости лет чувствую себя человеком.

— Тетка, не будь такой патетической. — Я поцеловала ее в нос. — И большое тебе спасибо.

На обратном пути я рассказала Славе о нашей с Леоновым прогулке.

— Смотри, какой благородный, аж светится, — Белоусов недоверчиво покачал головой. — А впрочем, он же себя спасает. Если я загремлю, ему не удержаться.

— Славка, а есть у тебя идеи насчет того — кто…

Мы долго стоим у моего подъезда, на улице ни души, вокруг темно и бело от снега, — в час ночи гасят фонари.

— Да нет, не знаю, — неохотно говорит Славка, — мне думать об этом скучно… или лень. И ты постарайся отключиться, душа целее будет. Ну, а вообще, спасибо тебе, благодетельница. Если еще найдешь мне новую работу, — цены тебе не будет.

Кто же все-таки стукнул? Сквозь слепые замерзшие окна на меня наступает ночь. В квартире тишина, только вода журчит в водопроводных трубах. Бессонница обеспечена. Сигареты кончились, и я блукаюсь в поисках уцелевших окурков. Мамина аккуратность стоит у меня поперек горла, — вечно ей неймется, — вытряхивает пепельницы после каждой сигареты. Вот было бы чудо найти охнарик в ящике с бельем или в посуде. Черта с два!

Но кто же, все-таки, стукнул? Я могла бы заподозрить наших профессоров без малейшего угрызения совести. Но ни Леонова, ни Бузенко, ни Миронова на кафедре не было. Придется их сразу исключить. Итак, по порядку.

Григорий Йович Фролов… Для меня он вне подозрений. Половину сознательной жизни Йович провел в лагерях по такому же, верно, доносу, или вообще без доноса, как тогда было принято. Но он отсидел восемнадцать лет, и все эти годы отпечатались на его лице решеткой глубоких и частых морщин. Достаточно взглянуть в эти белесые глаза, — какая темная в них тоска. А Эдька — балда: «Прошли и канули в вечность времена»… Может быть, он? Сибарит, книжный спекулянт… Ох, нет, непохоже. И он, и его подруга Ольга Коровкина сидят не первый год со Славкой в тесной мерзлотке и прекрасно знают, что Белоусов что-то пишет. А выяснить «что» и информировать кого надо, — для любого из них было бы делом плевым. Ну, а если Эдик спровоцировал это чтение, чтобы остаться в стороне? Возможно? Нет, вряд ли: они с Ольгой так заняты собой, куплей-продажей, так очевидно ненавидят власть, не дающую им развернуться, так безразлично относятся к своей научной карьере…

Конечно, Олин отец — факультетский парторг, но это еще не улика. Во-первых, они постоянно в ссоре, — Коровкин-старший стыдится дочкиных сапожно-джинсовых авантюр. Во-вторых, о нем хорошо отзываются многие мои друзья, почти уверенные, что он порядочный человек: кому-то подписал характеристику для заграницы без мучительной экзекуции, чью-то анонимку о растрате спирта положил под сукно, не дав ей ходу, не разрешил какому-то профессору уволить лаборантку за то, что отказалась спать с ним… Нет, родственные связи на Олю не бросают тени.