Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Путешествие. Исход в царство познания».

Илморог, место действия драмы, отнюдь не всегда являл собою скопище глиняных хижин, населенных стариками, старухами и детьми, и лишь изредка посещаемое бродячими скотоводами. Были и у него славные дни: цветущие деревни, густо населенные трудолюбивыми крестьянами, которые покоряли буйные леса, разрыхляли почву, снимали урожай, способный прокормить дочерей и сыновей человеческих. Как они трудились сообща, расчищая дикие заросли, вспахивая землю, засевая поля, как горячо молились о дожде во время засухи, о спасении во время эпидемий! В дни праздников урожая они собирались группами — старики со стариками, молодые с молодыми — и ходили из деревни в деревню, танцевали, высыпали на илморогские равнины и пели гимны своим предкам. В те Дни в небе не кружили стервятники, выжидающие, когда выбившийся из сил труженик рухнет замертво, и не роились тучи слепней, сосущие пот и кровь земледельцев. И только дряхлые старики да младенцы, пели илморогцы в своих песнях, не заняты общим трудом — зато они носители мудрости и невинности. Сидя во дворе, вокруг семейного древа, старики потягивали медовое пиво и рассказывали детям о патриархе — основателе Илморога, и в голосах их слышалась и горделивость и тоска.

Патриарх был скотовод, который, устав от бесконечных странствий по равнинам, где он вынужден был приспосабливаться к переменчивому нраву природы, устав от бесконечных песен, воздающих хвалу лишь корове, ее бодливым рогам и полному молока вымени, решил отделиться от своих соплеменников. Сначала они принялись его упрашивать: разве это слыхано — жить без коров, без странствий по долгим равнинным дорогам и горным тропам, без быков с позвякивающими на шеях колокольчиками, ведущих стада к соляным участкам или к воде? Они упрашивали: ведь он обладает волшебной силой, он умеет раскатами своего голоса заставить людей и стада ступать шаг в шаг. Ничто не помогало. Тогда они принялись смеяться над ним, издеваться над его надеждой укротить лес и плоскогорье, эти обиталища злых духов; как может сын человеческий вступить в схватку с богами?

Ндеми заострил топор и вырубил им деревья и лесную поросль. Земные твари с раздвоенными языками пытались уничтожить его своим ядом, но он знал толк в травах и лекарствах, добываемых из корней и древесной коры. Слава о его опытах с разными растениями распространилась широко вокруг, и ни один скотовод, проходя мимо Илморога, не забывал навестить Ндеми — сначала чтобы посмотреть, чем окончилась схватка человека с богом, потом — в поисках совета относительно той или иной целебной травы, да и просто чтобы полакомиться медом и сахарным тростником. В знак благодарности они давали ему коз и снова уходили, чтобы поведать о славе Ндеми четырем ветрам. Он заставил землю подчиниться прикосновению своих пальцев и своей мудрости и получил обильный урожай, став к тому же обладателем громадного стада коров и коз.

Вскоре мужество одинокого поселенца привлекло к нему Ньянгендо, знаменитую щербинкой меж передних зубов, и Ньягутии с черными деснами, чья грудь была предметом бесконечных разговоров кочевников, когда и где бы они ни встретились. «Да будут твои лесные боги нашими богами, и будем мы матерями твоих детей». Другие женщины, устав от беспокойной кочевой жизни, тоже строили хижины из палок, папоротника, травы и глины, чтобы было где спокойно кормить младенцев и на заходе солнца ждать возвращения мужчин со стадами. Так илморогский лес превратился в обработанные участки земли, на которых выросла новая порода прирученных коров и коз. Новые поселенцы воспевали Ндеми:

Илморог продолжал процветать и после того, как Ндеми, отец многих дочерей и сыновей и дед многих внуков, отбыл в тайное обиталище добрых духов. Постепенно он становился крупным торговым центром: его базарные дни славились повсюду, от Гулу до Укамбани, до земель народа календжин и даже за их пределами. Люди приходили сюда издалека со своими товарами и обменивали их на местные. Вскоре по соседству с земледельцами возникло поселение искусных ремесленников, работающих по металлу, гончаров и каменщиков. Об их мастерстве слагали легенды, и они достигли слуха арабских и португальских грабителей на побережье.