— Зачем ты таскаешь с собой столько книг? — заворчал Даху.
— Откуда я знаю, когда и где меня схватят? Посадят в тюрьму, а без книг помрешь от скуки, — запихивая брошюры в планшет, буднично ответила Ян Лю.
Мы оба вздрогнули, переглянулись и замолчали. Ну что тут скажешь? Вот это девушка!
Я нашел нитку с иголкой, а Даху сгреб планшет и сказал:
— Давай я!
Я никогда не видал его за такой работой, но, неуклюже и неумело, он все-таки зашил планшет.
Мы вдвоем проводили Ян Лю до конца переулка. В прошлый раз, прощаясь, я не пожал ей руку, теперь она сама протянула ее мне.
— Может, когда-нибудь смогу наконец спокойно послушать у тебя музыку. Пластинок у тебя много, — сказала она.
Я не знал, что сказать, и, смущенно кивая головой, сжимал ее узкую руку с твердыми бугорками мозолей на ладони.
Она ушла. Час пик давно кончился, прохожих стало меньше. Мы вдвоем смотрели ей вслед и уже собирались возвращаться, как вдруг из двери магазина выскользнул человек и устремился за ней вдогонку. Сердце у меня екнуло.
— Не тот ли?.. — схватил я Даху за рукав.
— А я пойду посмотрю, — шепотом ответил мне он и зашагал по улице.
X
Я быстро проглотил ужин и принялся за работу. Взяв гармонику, стал подбирать мелодию. Если мне что-то нравилось, сразу записывал. И вдруг, часам к девяти, у меня дело пошло, песня зазвучала в моей голове — не отдельные отрывки, а целая мелодия. Увы, слова этой песни были нескладными, и приспособить к ним мелодию мне не удавалось — не хватало профессионализма. Разволновавшись, я вспомнил про дедушку Хуана. Почему бы не попросить его помочь?
Я заколебался. У меня не было твердой уверенности, что он пойдет мне навстречу. Конечно, дедушка Хуан был старым другом моего отца, но с детских лет я помнил его по-старомодному строгим и даже побаивался его. Последние два года, когда я ходил к нему заниматься, я обнаружил, что он и у себя дома держится так же недоступно и замкнуто. Кроме того, он никогда не говорил о политике. Если мы, молодые ребята, заводили разговор о положении в стране, он либо прикрывал глаза, делая вид, что не слушает нас, либо принимался читать книгу. Как-то раз мы хотели рассказать ему о борьбе двух линий в ЦК, причем нам эти новости казались чрезвычайно важными, но он выбранил нас. Его лицо добрело, только когда разговор шел об искусстве, музыке или композиции. Во время занятий со мной он был терпелив и всячески поощрял меня.
Как поведет себя в серьезную минуту такой странный старик? Не выгонит ли он меня из своего дома, если я покажу ему слова песни? Но попытка не пытка, и я побрел к дедушке Хуану, который жил в квартале «Мир». В автобусе пассажиры говорили, что события на площади принимают серьезный оборот и могут привести к важным последствиям. Я пришел в волнение: меня тревожила судьба Ян Лю и Даху и к тому же я боялся нарваться на неприятности в доме Хуана. Поэтому, объясняя дедушке Хуану цель моего прихода, я был взвинчен до крайности.
Увидев слова песни, дедушка Хуан первым делом намертво запер дверь и опустил оконные занавески, затем уселся и долго думал, разглядывая текст. Он молчал, руки у него дрожали.
Я разволновался еще больше.
— Зачем вам эта песня? — глухо спросил дедушка Хуан.
— Мы будем петь ее на площади Тяньаньмэнь, — ответил я.
Лицо старика не дрогнуло, но руки затряслись еще сильнее. Я растерялся. Вдруг он встал, обнял меня и усадил за стол. Он смотрел на меня серьезно и торжественно.
— Дедушка!.. — воскликнул я.
Неожиданно голова его качнулась и наклонилась. Я не мог сразу понять, в чем дело, и только потом понял, что старик мне поклонился. Я вскочил и бросился к нему. Мы обнялись. По морщинистому и испещренному старческими пятнами лицу текли слезы.
— Дитя мое, — заговорил он, — пока в Китае есть молодежь, готовая рисковать жизнью, государство не погибнет и не погибнет китайская нация… Милый ты мой!..
Старик разрыдался у меня на плече. Я обнимал его, утирал ему слезы, и мне было стыдно. «Ян Лю куда больше меня заслужила его уважение, — думал я. — Я того не стою».
Где же ты теперь, Ян Лю? Что с тобой?
XI
Можем ли мы, молодежь, спасти наше государство? Спасти нашу нацию?
Читать дальше