Ван Мэн - Современная китайская проза

Ян Лю, я знал, что ты тоже здесь!

Утром пятого апреля меня, Даху и еще двоих позолотчиков направили работать в филиал завода в северном предместье.

Вечером, возвращаясь на автобусе в город, мы узнали о «событиях» на площади Тяньаньмэнь. Мы разволновались, особенно Даху, который тут же захотел пересесть на другой автобус и поехать прямо на площадь. Я с трудом уговорил его сначала заехать ко мне, оставить рабочую спецовку и сумку, поесть, а уж потом ехать — кто знает, когда мы возвратимся оттуда? При мысли о возможном риске мое сердце тревожно забилось.

Мы вошли во двор моего дома, и я невольно замедлил шаг, потому что услышал знакомую мелодию, дышавшую миром и покоем. Звучала симфоническая поэма Сметаны «Моя родина».

— Ты чего это? — удивился Даху.

Не отвечая ему, я распахнул дверь в комнату. Да, там была Ян Лю.

Даху и Ян Лю быстро познакомились. Ян Лю, по-дружески пожимая ему руку, благодарила Даху за то, что он тогда выручил ее на улице.

— А что с тобой случилось, когда мы ушли? Тебя задержали? — спрашивала она.

— Да нет, все это пустяки, — отмахивался он.

Со времени нашей первой встречи прошло два месяца. Ян Лю похудела, подбородок у нее заострился, личико стало совсем бледным, от недосыпа глаза припухли, но блестели по-прежнему.

То ли потому, что она хмурилась, то ли потому, что держалась спокойнее, мне показалось, что она повзрослела.

— Янь И, я пришла к тебе сегодня по срочному делу, — сказала она торжественно, с хорошо знакомым мне суровым видом.

Я сразу же догадался, что это срочное дело непременно связано с событиями на площади Тяньаньмэнь, и подумал: чтобы она ни попросила, я сделаю!

— Вы слышали о сегодняшних событиях на площади? — спросила она, и мы оба согласно закивали. Она помолчала, потом взглянула на меня: — Ты можешь положить на музыку слова песни?

— Я?.. Я же не композитор. Я ведь просто так… для забавы…

— Знаю. — Она продолжала внимательно смотреть на меня. — Но песню, о которой я говорю, композиторы написать не рискнут.

— А слова? Дай я взгляну.

Она достала из кармана блокнот и вырвала из него листок.

— Это первые фразы, с которых начиналось обращение, приклеенное к памятнику героев.

Я взял листок. Сверху было название: «Мы хотим» , а под ним несколько строк:

Я прочел, не переводя дыхания, и каждое слово как взрыв отдавалось в моей дрожащей руке. Положить на музыку такую песню?! Я не был готов к этому…

Последние дни я изменился и не так боялся всего, как раньше, но эта просьба меня испугала. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы у меня перестали дрожать руки.

— Дай мне почитать. — Даху взял у меня листок, пробежал глазами и замолчал.

— Ну как? Пойдет? — спросила она.

Я рассматривал носки ботинок и ничего не отвечал. В комнате повисла неприятная тишина, только громко тикал круглый будильник на столе. Когда я поднял голову, Даху глядел на меня, и взгляд его был странным, почти укоризненным. Я вздрогнул и отвернулся. Ян Лю не смотрела на меня, она разглядывала лежащий на столе блокнот, на первой странице которого было написано «Я жду… Музыка и слова…». Или мне показалось? Но с каждым мгновением ее взгляд становился холоднее, лицо бледнее и разочарованнее… Сколько это тянулось? Одну, три, пять минут? Когда она повернулась ко мне, чтобы заговорить, я остановил ее рукой:

— Ладно, сделаю!

Мы условились встретиться через два дня в семь утра у памятника с северной стороны.

— Меня ждут на площади, там Фэн Юйчжэнь и еще другие ребята, — заторопилась она.

У меня потеплело на душе. Даже ее пугливая и тихая подруга сейчас, в такое время, там, на площади, ждет, не прячется, не отступает! Мне стало стыдно за свою робость.

Ян Лю встала и перекинула через плечо свой пожелтевший от времени, истертый армейский планшет. Он был туго набит и от резкого движения Ян Лю лопнул. Содержимое посыпалось на пол. В основном это были брошюры Маркса и Ленина.