Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

– Мне один.

Извлекши из брючного кармана, на моё счастье, оказавшийся там бумажный рубль, я со скромным достоинством произнёс:

– Мне три билета.

Награда последовала при расставании – листок из блокнота с рабочим телефоном Жени стал пропуском в счастливое будущее.

Встречались ежедневно после работы и оказывались в зелёных кущах Нескучного сада, Измайлова, Сокольников. Она расставалась со мною всякий раз у трамвайной остановки «4-ая улица Соколиной горы», не позволяя провожать её до дома. Дескать, мать строга очень. Мне не трудно было понять, что она стесняется, не желает раньше времени знакомить меня со своим домом, видимо, далеко не респектабельным, и не хочет знакомить меня с мамашей. Тянуло её ко мне со всей силой молодой любви. Тяготение, обоюдное, страстное, тем не менее, ограничивалось поцелуями; и одна и другая сторона иных претензий не заявляли. Как-то без долгих разговоров и клятв в любви, мы почувствовали, что нам друг без друга быть, ну, никак нельзя. Вопрос, в каком шалаше первоначально устроится наш семейный рай, не представлялся неразрешимым. Приглашала к себе «Крёсная», любимая тетушка Софья Ивановна Лугова, у которой жил все студенческие годы. В ОКБ-45, будучи комсоргом, видел недалёкую перспективу получения комнаты в начатом строительством заводском доме… Женя поделилась со мной совсем близкой перспективой: завершалась постройка дома для работников Яузской насосной станции, где она работала сменным инженером, и для молодожёнов там повелением Мосгорсовета был выделен специальный фонд, а посему у нас, двух молодых специалистов, был шанс получить жильё.

В истории с женитьбой всё хорошо вроде бы выстраивалось без чрезвычайных мер и усилий с нашей стороны. Оставалось подчиниться подхватившему нас потоку, несущему к семейному благополучию.

Многообещающей вестью насчёт комнаты в новом доме мы поделились с Жуковым и его половинкой Ией Ивановой, и они уверили нас в том, что мы окажемся круглыми дураками, если станем тянуть с походом в ЗАГС. Что называется, вышло как по писаному: наше брачное свидетельство Женя предъявила жилищной комиссии профкома Яузской насосной станции в самый разгар кампании по распределению жилья. Так что, 28 июня расписавшись, в начале августа справляли новоселье.

Мы были первыми в нашей среде, среде вчерашних студентов, кому, действительно, пофартило. Двенадцатиметровая комната в новом доме, естественно, в доме со всеми удобствами! Яузская набережная, дом 1! Квартира на две семьи: в двенадцатиметровой комнате, как уже было сказано, поселились Бычковы – Евгения Серафимовна (ордер закономерно был выписан на неё, она – квартиросъёмщица, хозяйка, чего ни в жизнь она не выпячивала, вслух не поминала, я же, когда литературные гонорары открыли возможность, купил квартиру в кооперативном доме, став хозяином, все прерогативы реальной власти в благоприобретённом жилье иного масштаба без слов, как само собой разумеющееся, передал в хозяйственное распоряжение своей верной жене – мы квиты), шестнадцатиметровая комната – семейный рай Сидоровых – Михаила Петровича, Анны Георгиевны, их дочки Люды. Жили Бычковы и Сидоровы дружно, общая площадь – прихожая-коридор, кухня, ванная и туалет – не порождала затяжных обид и межсемейных конфликтов, хотя поводов для таковых было предостаточно. Являющиеся к нам с Женей в подпитии, послевкусия ради, около или даже после полуночи из популярного говорливого ресторана Центрального дома литераторов друзья-поэты, располагаясь на кухне, чтобы продолжить веселие и питие, шумели, гремели посудой и дугим кухонным инвентарём, стараясь перекричать друг друга, вели не оконченные в ЦДЛ творческие споры, во весь голос, соревнуясь, кто талантливей и громогласней, читали свои стихи и, случалось, среди ночи пели. Михаил Петрович, за компанию выпив рюмку, другую, делился с весёлой компанией всяческими припасами. Одним словом, в нашей квартире на моих друзей, поэтов и художников, распространялся режим наибольшего благоприятствования.

Татьяна Ивановна Бычкова, моя мама, услышав из уст доброхота известие о том, что «Юрка женился», по одной версии уронила на пол противень с пирогами, по другой – подойник с парным молоком. Обида её всё же, как ожидалось, не пала на голову вовсе не повинной Евгении Серафимовны. Она встретила нас с иконой в руках и торжественно, сердечно благословила, пост фактум:

– Дай Бог вам любовь да совет.

Сегодня по прошествии полувека с лишним пытаюсь понять, как на такой несообразный поступок (отправиться в ЗАГС, правда не под венец) хватило воли, дури, отвязанности? Объяснение тому вижу в жажде самостоятельных поступков. Самоутверждение – не пустой звук. Самостоятельность молодой семьи – дорогого стоит. И, конечно, сказалось шестилетнее московское студенческое житие, когда на первый план вышла твоя воля, твои представления о ценностях жизни. Что называется, прикидывал в уме новоявленный, скоропалительно назревший во мне жених, чем может закончиться обсуждение в лопасненском семейном кругу невесты, о которой сам имел весьма приблизительное представление. Ничего хорошего такое торопливое знакомство с родителями жениха невесте не сулило. Она совершенно не готова была к этому. Честное слово, не уверен я был в том, что родительское благословение мы бы получили с миром. Мне моё решение – это всё. Новые порядки, новые отношения в полный голос заявляли о себе. Для меня в решении совершить такой ответственный поступок важны были два сошедшихся в одной точке фактора – два обстоятельства, две причины кажущейся скоропалительности этого судьбоносного поступка.